Журнал «Интересный мир» представляет цикл публикаций, посвященный субкультуре люберов. Цикл «Люберцы и люберы» объединил взгляды, как журналистов, так и исследователей субкультуры люберов.
Изображение значка «Любер» взято из Википедии. Метка цикла «люберы».
Введение
Данный исследовательский проект выполнен в 1987 — 1989 гг. группой в составе зав. лабораторией ИНП РАН С. Белановского и студентки журфака МГУ В. Писаревой. Первоначально данная работа была задумана как исследование известной благодаря публикациям в широкой печати подростково-молодежной субкультуры г. Люберцы. Главная цель исследования заключалась в описании данной субкультуры, а также в том, чтобы проследить причины и условия ее формирования. Эта цель в результате исследования была выполнена. Вместе с тем, по ходу работы тема была расширена и наблюдение велось также за некоторыми другими агрессивными подростковыми субкультурами, в результате чего удалось сделать их сопоставительный анализ. Изучение конкретных исследуемых субкультур по возможности велось в контексте прослеживания тенденций общей динамики различных типов молодежных субкультур в стране.
Работа проводилась в 1988-1990 годах в рамках программы «Субкультура люберов», финансируемой советско-американским фондом «Культурная инициатива». Основным источником сведений о рассматриваемых субкультурах явились материалы глубоких интервью.
1. Молодежные субкультуры и их типология.
1.1. Понятие субкультуры.
В социологии субкультурой обычно называют относительно автономное целостное социальное образование внутри доминирующей макрокультуры, определяющее стиль жизни и мышления ее носителей и обладающее своими обычаями, нормами, комплексами ценностей, способами организации, а порой даже институтами. Субкультуры обычно возникают в той или иной специфичной социальной, этнической или демографической среде, в чем-то ограниченной от остального общества. В зависимости от характера отношения к обществу в целом, принято различать субкультуры, возникающие в виде позитивной реакции на социальные и культурные потребности общества (например, профессиональные), и субкультуры, в той или иной степени противостоящие культуре общества в целом (делинквентные и нонконформистские субкультуры).
Субкультура отличается от группы прежде всего значительно большей численностью ее членов. Если группой принято называть объединение людей численностью от нескольких единиц до нескольких десятков человек, то минимальная «критическая масса», необходимая для возникновения субкультуры, исчисляется, по-видимому, несколькими сотнями.
Таким образом, субкультура — это не только относительно автономное, но и самовоспроизводящееся социальное образование. Теоретически многие субкультуры могут существовать десятилетиями, однако существуют и относительно короткоживущие субкультуры (к последним относится и рассматриваемая ниже люберецкая). Важно, однако, вновь подчеркнуть, что трансформации и гибель субкультур связаны в первую очередь с их внутренней организационной и культурно-идеологической динамикой, а не с фактором движения их личного состава как таковым.
Субкультура может включать в себя как один локальный круг общения (например, изучаемые нами люберы), так и много таких кругов. В последнем случае субкультура может выходить на межрегиональный и даже международный уровень (например, хиппи).
1.2. Молодежные субкультуры.
Молодежные субкультуры, как и субкультуры взрослого мира, следует разделять на «позитивные», то есть ориентированные на сотрудничество с обществом и развитие его культуры, и «негативные», то есть противостоящие культуре и обществу, либо разрывающие связи с ним.
В мировой социологии существует хорошо развитая традиция исследований делинквентных и нонконформистских молодежных субкультур. Вместе с тем «позитивные» молодежные субкультуры до сих пор практически не попадали в поле зрения исследователей, несмотря на то, что их роль в преодолении молодежной преступности и отклоняющегося поведения потенциально может быть огромной. Хотя люберецкая субкультура, являющаяся основным объектом описания в данной работе, вряд ли может быть отнесена к числу «позитивных», вопрос о существовании и социальной роли последних отчасти будет затронут при обсуждении проблемы взаимодействия субкультур.
По-видимому, является общепризнанным, что «негативные» или отклоняющиеся молодежные субкультуры, а возможно и молодежные субкультуры вообще, возникли в результате распада традиционных форм жизни людей и быстрой урбанизации общества. Если в традиционном обществе основным институтом социализации являлась «большая» семья (родственная структура) и община, которые обладали, с одной стороны, большими возможностями социального контроля, а с другой стороны — детально разработанным набором образцов поведения применительно к каждой половозрастной группе (для каждой группы существовали свои регламентированные обязанности), то в условиях урбанизованной среды, с ее анонимностью и распадом «большой» семьи, эти институты социализации претерпели большие изменения. Община полностью распалась, семейно-родственная социализация ослабла, а пришедшие им взамен новые общественные институты, как то: школы, средства массовой информации и т.д. осуществляют социализирующую функцию только в очень узкой сфере — познавательной, мало участвуя в формировании ценностно-нормативных компонентов личности человека.
Ослабление институтов социализации привело к возникновению обширного неконтролируемого обществом социального пространства. В этом пространстве, вне сферы социального контроля со стороны взрослых и возникают молодежные субкультуры. С функциональной точки зрения эти субкультуры можно рассматривать, как новые институты социализации. При этом если «позитивные» субкультуры являются социализирующим институтом в общепринятом смысле этого слова, то «негативные» субкультуры — это своего рода институт патологической социализации, направляющий попавших в нее подростков молодых людей на тот или иной «отклоняющийся» жизненный путь. Важно при этом отметить, что молодежные субкультуры обладают свойством исключительно сильного воздействия на личность. Человек, прошедший через отклоняющуюся субкультуру, зачастую на протяжении всей последующей жизни или длительного ее периода оказывается в оппозиции по отношению к макрокультуре общества. Конечно, субкультура — это не единственный канал влияния на личность. Многие побывшие в ней впоследствии социализируются вновь. Возвращают человека в общество (приобщают к макрокультуре), как правило, такие социальные институты, как новая (собственная) семья и работа (производственная деятельность). Кризисное состояние этих социальных подсистем в значительной мере обусловлено тем, что они вынуждены вести борьбу с массовым поступлением в них недосоциализированного и патологически социализированного человеческого материала. Эта борьба далеко не всегда оканчивается успешно, и определенная часть молодежи так и идет по предначертанным «негативными» субкультурами социальным путям преступника, алкоголика или наркомана, политического экстремиста и т.п. Причем часто подросток, вступая в субкультуру, не понимает, какую жизненную «карьеру» она ему готовит. И чем сильнее субкультура, чем более она развита, тем больший процент людей с отклоняющейся направленностью она «выпускает» в общество.
«Позитивные» молодежные субкультуры следует отличать от социальных образований, формируемых в подростковой среде взрослыми с целью социализации. К числу таких образований относятся кружки, секции, организованные взрослыми подростковые общества и т.п. Понимая опасность «негативных» субкультур и силу их воздействия на личность, взрослые создают указанные выше социальные образования, которые могли бы противостоять субкультурам в самой подростковой среде. Однако, как показывает практика, группы и общества такого рода обычно являются неустойчивыми (они могут существовать только в «силовом поле» влияния взрослых) и вследствие этого не могут успешно конкурировать с субкультурами. По видимому, можно сказать, что необходимым условием успешного социализирующего воздействия создаваемых взрослыми подростковых обществ является придание этим обществам основных черт субкультуры. Одним из наиболее успешных формирований такого рода является известная организация бой-скаутов, которая первоначально была создана в дореволюционной России, а затем распространилась по всему миру. Неудавшейся попыткой создания «позитивных» молодежных субкультур следует считать пионерскую организацию и комсомол, хотя временно и локально при воздействии хороших лидеров эти организации могли добиваться определенных успехов, если под успехами понимать прививку молодому поколению исповедуемых в этих организациях мировоззрений и ценностей.
1.3. Типология молодежных субкультур.
Когда говорят о типах молодежных субкультур, часто просто перечисляют конкретные их виды. Таких конкретных видов субкультур может быть названо много: люберы, хиппи, панки, металлисты, леворадикальные студенты и другие. Общеизвестно, однако, что перебор конкретных наименований субкультур не есть их социологическая типология. Поэтому для целей предстоящего анализа мы предлагаем следующую типологию молодежных субкультур, в основу которой положен признак доминирующих социальных устремлений. Не претендуя на завершенность, на основе указанного признака мы выделяем три идеальных типа субкультур:
1. Агрессивный. Связан с традициями преступного мира (зачастую является его школой кадров). В отличие от взрослой преступности, которая носит рациональный характер, для подростковой субкультуры этого типа характерна немотивированная и неутилитарная агрессия. Вхождение в субкультуру часто происходит в раннем возрасте. Возрастной состав от семи до восемнадцати лет.
2. Гедонистический. Ориентируется на получение удовольствия. Отличается низкой агрессивностью. Формируется в более позднем возрасте под влиянием полового созревания с целью совместного времяпрепровождения с песнями под гитару, выпивкой, иногда переходящей в наркоманию, а так же с целью поиска полового партнера. Примерный возрастной состав от 14 до 18 лет.
3. Идеологический. Отличительной чертой является особого рода мировоззрение, которое может носить философский, религиозный или политический характер. В отличие от аналогичных социальных образований взрослого мира молодежные субкультуры данного типа отличаются крайне высокой эмоциональностью в исповедовании своего мировоззрения.
Существующие в действительности субкультуры могут быть по своим свойствам очень близкими к одному из описанных выше идеальных типов, но могут и сочетать в себе признаки нескольких из них. В частности можно отметить, что идеологические молодежные субкультуры редко существуют в чистом виде. Часто идеология накладывается на гедонистические или агрессивные субкультуры, образуя соответственно смешанные гедонистическо-идеологические и агрессивно-идеологические их типы. В числе первых могут быть названы, например, хиппи и леворадикальные студенты, а в числе вторых — «наци», «черные дьяволы» и др.
Изучаемая нами люберецкая субкультура, если рассматривать ее с точки зрения описанной выше типологии, в период своей кульминации должна быть отнесена к агрессивно-идеологическому типу.
2. Социальная история агрессивных молодежных субкультур в России.
Данная глава посвящена описанию социальной динамики агрессивной молодежной субкультуры в России начиная с предполагаемого момента ее возникновения. Под социальной динамикой в данном случае понимаются не процессы внутренней эволюции субкультуры, а динамика ее численности, влиятельности и силы. По имеющимся данным, на протяжении рассматриваемого периода сила и влиятельность агрессивных субкультур изменялись в очень значительном диапазоне под действием ряда факторов, которые будут описаны по ходу изложения.
В основу разбивки данной главы на параграфы положен хронологический принцип с выделением трех периодов, которым соответствуют названия параграфов.
2.1. Довоенные и первые послевоенные годы.
Как уже было сказано, социологическая теория связывает возникновение молодежных субкультур с упомянутыми выше процессами урбанизации, распада «большой» семьи и территориальной общины. В ходе этих процессов образовалась неконтролируемая социальная ниша, которая и начала заполняться отклоняющимися молодежными субкультурами. Исторически первой заполнила эту нишу субкультура агрессивного типа.
Первые сведения о появлении агрессивных молодежных субкультур в России относятся к концу 19 и началу 20 века. Как отмечает по данному вопросу В. Чалидзе, работа которого опирается на обширный библиографических материал, в девяностых годах 19 века в крупнейших городах России появились группы подростков и молодых людей, которые шокировали общество своими безрассудными и непристойными выходками, как то: битьем фонарей и окон, выкрикиванием неприличных и непристойных слов в многолюдных местах, осквернением памятников и могил, приставаниями к прохожим и немотивированными избиениями их. Этот тип преступности был назван впоследствии хулиганством, а сами группы подростков этого типа — хулиганами или шпаной.
Все свидетельства сходятся на том, что громадное распространение молодежная субкультура агрессивного типа получила после первой мировой войны и и революции — в 1918-1925 годах.
«Как можно судить, хулиганские поступки получили особенное распространение в результате социальных потрясений, последовавших за событиями 1917 года. Причины этому и распространившийся, благодаря поведению новых властителей, нигилизм в отношении к традиционным этическим ценностям, и бесчинства тех, кто участвовал в гражданской войне, и экономические трудности, приведшие, в частности, к невиданному росту числа беспризорных детей» В. Чалидзе
Во второй половине 20-х годов беспризорничество и молодежная преступность были заметно снижены главным образом путем принятия репрессивных мер. В первой половине 30-х годов в результате процессов раскулачивания и массовой миграции сельского населения в города уровень подростковой и молодежной преступности вновь возрос, особенно в районах массовых поселений мигрантов. Динамика субкультуры во второй половине 30-х годов остается до настоящего времени неясной и требует специального изучения.
Вторая мировая война, сопутствующие ей разрушения и дезорганизация, вновь привели к чрезвычайно высокому росту преступности, включая и подростково-молодежную. Вновь резко возросло количество беспризорных или отбившихся от семей подростков. По свидетельству многих очевидцев, в военные и первые послевоенные годы вооруженный бандитизм в стране был чрезвычайно распространенным явлением, причем вокруг банд группировались значительные по численности контингенты подростков. В конце 40-х годов по отношению к бандам были приняты жесткие репрессивные меры, которые заключались в организации облав и окружений. Значительная часть попавших в окружение без суда и следствия расстреливались на месте, оставшихся в живых отравляли в лагеря. К началу 50-х годов вооруженный бандитизм был в основном подавлен, однако, как и в 30-е годы, на формирование агрессивных молодежных субкультур стал оказывать влияние новый фактор — массовая миграция сельского населения на стройки народного хозяйства.
Чрезвычайно интенсивный процесс миграции сельского населения в города начался практически сразу после войны. Послевоенное десятилетие, которое в советских учебниках истории именуется периодом восстановления народного хозяйства, характеризуется высокими темпами промышленного строительства и сопутствующего ему строительства городского жилья. Последнее, однако, осуществлялось не путем капитального строительства, как позднее в 60-е годы, а путем массового строительства временного жилья типа бараков. В частности, по имеющимся у нас данным, в 50-е годы Москва была буквально окружена плотным кольцом застроек барачного типа, в которых проживала значительная часть населения столичного города.
Те же процессы были характерны для многих других промышленных городов страны и, в особенности, их пригородов.
Первыми послевоенными мигрантами были, по сути, демобилизовавшиеся фронтовики, которые в подавляющем большинстве были выходцами из села, но назад в село не вернулись, а влились в число работников народнохозяйственных строек или быстрорастущей военной промышленности. По свидетельству очевидцев, в бытовом поведении этот прошедший войну контингент в основной массе очень сильно отличался от идеализированных описаний в средствах массовой информации и характеризовался жестокостью, пьянством и прочими видами асоциального поведения. Вслед за фронтовиками население бараков на протяжении 50-х годов стало интенсивно пополняться новыми поколениями сельских мигрантов из состава многочисленных (довоенных годов рождения) возрастных когорт. Демографическое «эхо войны» снизило этот приток лишь в начале 60-х годов.
Население барачных поселков и свойственный ему образ жизни создавали социальную среду, идеально подходящую для формирования преступных подростковых субкультур. По свидетельству очевидцев, степень охвата субкультурами этого типа мужской части подростков составляла в барачных поселках этого типа практически 100%. Этому способствовали, в частности, разгул пьянства и преступности в бараках и высокая, почти нерегулируемая, рождаемость. Кроме того, возле бараков (частично в них самих, а частично в близлежащих лесах) существовали недобитые преступные банды, оказывающие большое влияние на подростковую барачную среду. Очень высокая занятость взрослого населения (удлиненный рабочий день и частые сверхурочные) создавала для подростков ситуацию бесконтрольности. Образцами для подражания служили низкая бытовая культура, пьянство, матерная ругань, грязь, драки взрослого населения, избиение мужчинами своих жен. Контроль со стороны правоохранительных органов в барачных районах практически отсутствовал. Все эти причины привели к тому, что в пятидесятых годах шпана буквально терроризировала население окраин и пригородов крупных городов, добираясь порой и до их центральных районов.
Как и в предшествующие годы, власть боролась с преступными субкультурами в основном репрессивными методами, и порой небезуспешно. Известно, что в 1956 году при подготовке к Всемирному фестивалю молодежи была произведена чистка Москвы от преступных элементов. В ходе этой чистки лица, взятые на учет правоохранительными органами, в массовом порядке подвергались либо высылке, либо аресту. В целях удешевления акции следствие и суды либо не проводились, либо проводились формально, по сути, на основе сфабрикованных (но близких к действительности) обвинений. В любом случае акция оказалось успешной в том смысле, что уровень преступности в Москве заметно снизился, а многие агрессивные подростковые группировки, лишившись лидеров, либо распались, либо стали менее агрессивными.
Начиная с середины 50-х годов уровень подростковой преступности в стране сам собой начал заметно снижаться. Эта тенденция особенно явно проявилась в крупных городах, являющихся одновременно крупными культурными центрами, включая Москву. Устойчивое снижение молодежной преступности, продолжавшееся и на протяжении 60-х годов, ни в коем случае не может быть объяснено одними лишь репрессивными акциями, сколь бы масштабными и успешными они ни были. Применительно к Москве проведенная правоохранительными органами «чистка» способствовала лишь формированию лучших стартовых условий для возникновения тенденций, порожденных происходившими в те годы крупными социальными сдвигами. Описание этих сдвигов будет дано в следующем параграфе.
2.2. Шестидесятые годы.
Начиная со второй половины 50-х годов советское общество вступило в период высокой социальной мобильности, которая достигла своего пика в шестидесятые годы. Предпосылкой этому в немалой степени послужил промышленный и технологический подъем 50-х годов. Эти годы, по данным экономистов, вообще были наиболее успешным десятилетием в развитии экономики за весь советский период. Пятидесятые и отчасти шестидесятые годы были периодом интенсивного развития высокотехнологичных производств (главным образом военного назначения), которые предъявляли повышенный спрос на квалифицированную рабочую силу. Вслед за высокотехнологичными производствами началось быстрое развитие научных отраслей. Впоследствии, в 70-х годах, стало ясно, что развитие науки шло экстенсивным путем, то есть путем наращивания численности научных работников при резком снижении результативности их труда. Однако, на рубеже 50-х и 60-х годов этот факт еще не был столь очевиден. Быстрое (экстенсивное) наращивание численности работающих в науке специалистов создавало большое количество вакансий и таким способом ускоряло процесс изменения социальной структуры советского общества. Далее, вслед за резким увеличением объемов строительства жилья, стала расти и городская инфраструктура, включая и отрасли культурной сферы. Нисколько не идеализируя 60-е годы, следует отметить, что эти отрасли действительно быстро росли, а их отставание от потребностей обусловлено было параллельным ростом численности городского населения и ростом культурных запросов.
Перечисленные выше отраслевые сдвиги (рост высокотехнологичных производств, науки, культуры и образования) привели к быстрому расширению в обществе сферы интеллигентного труда. Резко расширился прием в ВУЗы, что сделало доступным этот вид карьеры. Для иллюстрации масштабов этого процесса достаточно сказать, что за период с 1950 по 1965 год суммарный прием в ВУЗы в стране увеличился в два с половиной раза, а удельный вес студентов в составе соответствующих возрастных когорт, с учетом резкого снижения численности этих когорт вследствие пришедшегося на шестидесятые годы демографического «эха» войны, — более, чем втрое. Для сравнения, можно сказать, что на протяжении последующих пятнадцати лет (1965-1980 годы) численность поступающих в ВУЗы возросла лишь на 23%, а удельный вес студентов в соответствующих возрастных группах практически остался неизменным. Для правильной оценки масштабов социальной мобильности в 60-е годы следует учитывать также ее региональную неравномерность. Быстро растущее сельское население Средней Азии и некоторых других регионов в те годы практически не было вовлечено в этот процесс, тогда как в столичных городах удельный вес учащейся в ВУЗах молодежи возрос многократно и, по-видимому, достиг своего насыщения (то есть в ВУЗы поступали практически все, кто этого хотел).
Изменение социальной структуры советского общества вследствие значительной по своим масштабам социальной мобильности далеко не исчерпывало всех общественных изменений в 60-е годы. Не менее важными были изменения, произошедшие в духовной сфере. Если судить по признаку доминировавших в те годы умонастроений, то 60е годы можно охарактеризовать как «технократические». Впечатляющие успехи, достигнутые в 50-е годы мировой и советской наукой, прорыв в космос и «покорение» атома создали в определенных слоях населения настроение энтузиазма, веры в науку и в формирующийся на ее базе общественный прогресс. В обществе резко возрос престиж науки и образования, который распространился отчасти и на культуру в целом.
Эти процессы, в частности, привели к тому, что в школьных классах (подростковой среде) реально сформировалось нечто вроде субкультуры продвинутых в образовательном смысле ребят, серьезно и без всякого давления со стороны взрослых занимавшихся самообразованием (главным образом путем чтения литературы, нередко довольно сложной). Двенадцатилетний подросток, относящийся к этому типу, легко мог по памяти нарисовать на доске схему транзисторного радиоприемника, цепи ядерных превращений в реакциях синтеза и деления, перечислить специфических представителей животного и растительного мира в разных регионах мира. Наряду с «технократической», или «естественнонаучной» субкультурой во взрослой и в подростковой среде возникли в те годы также субкультуры с гуманитарной направленностью, но менее влиятельные и менее многочисленные. Обе эти субкультуры не были антагонистами друг по отношению к другу, тесно взаимодействовали и вместе образовывали своего рода «интеллигентскую» субкультуру.
Возникновение интеллигентской субкультуры в подростковой среде было крупным и многообещающим событием в социальной истории страны. Первая ее важная роль заключалась в том, что она служила (или, точнее, потенциально могла служить) своего рода школой и поставщиком научных и технологических кадров самой высокой квалификации, прививая подросткам даже не столько знания, сколько мотивацию бескорыстного служения науке. Вторая роль этой субкультуры, прямо относящаяся к теме данного исследования, заключалась в том, что в тех местах, где она набрала силу, она существенно потеснила, а местами (в отдельных школах, классах или микрорайонах) полностью вытеснила противостоящую ей агрессивную субкультуру, опираясь при этом на высокий престиж культуры, образования и профессиональной карьеры в сфере интеллектуального труда.
Сказанное не означает, что интеллигентская субкультура полностью вобрала в свой состав всех попавших в ее «силовое поле» подростков. Описанный выше тип «ученого подростка» был и в те годы относительно редким явлением. Однако влияние даже небольшой группы таких подростков на весь школьный коллектив могло быть очень большим. В частности, они в большой степени поднимали среди одноклассников престиж высшего образования и соответствующего ему типа карьеры. С другой стороны, присущее этим подросткам отвращение к агрессии и насилию, противопоставление «культуры» и «бескультурья» способствовало значительному очищению моральной атмосферы в подростковой среде.
Таким образом, в 60-е годы в ведущих культурных центрах страны сформировался контингент интеллигентных подростков (выходцев из интеллигентных семей, либо нацеленных на то, чтобы стать интеллигенцией), который имел черты «позитивной» молодежной субкультуры с присущим ей сильным воздействием на личность. Этот контингент подростков составил конкуренцию агрессивной субкультуре и на протяжении десятилетия очень сильно ее потеснил, сбив ее престиж. В качестве примера победы в такой конкуренции можно упомянуть деятельность возникшего в те годы Клуба самодеятельной песни, который вытеснил блатной и матерный репертуар агрессивных молодежных субкультур своими песнями, основанными на идеалах высокой романтики.
Наряду с появлением интеллигентской субкультуры, 60-е годы стали годами возникновения субкультур гедонистического типа, из которых мы назовем две основные: хиппи и «балдежники». Хиппи — это субкультура, имеющая свое название, мировоззрение и сама себя осознающая. В нашей терминологии это субкультура гедонистически-идеологического типа. «Балдежники» — это совокупность разрозненных молодежных групп, для которых было характерно увлечение поп-музыкой, умеренное потребление спиртных напитков (реже — пьянство), интерес к атрибутике молодежной моды, пришедшей с Запада, активный поиск сексуального общения. Следует подчеркнуть, что речь идет в данном случае не о самой половой вседозволенности, которая была свойственна шпане даже больше, чем балдежникам, а о культивации эротических переживаний. Показателем различий отношения субкультур к этому вопросу может служить язык описания. Агрессивные субкультуры используют язык грубый, «грязный», с матерными выражениями, в которых высказывается презрение к женщине. В гедонистических субкультурах язык описания половых отношений концентрируется в основном на характеристике различных видов сексуального удовлетворения. Возникновение гедонистических субкультур можно рассматривать как аналог проходившей в те годы на Западе сексуальной революции, который протекал более латентно из-за наличия идеологического барьера и большего контроля со стороны властей.
Характер взаимодействия гедонистических субкультур с другими вышеназванными субкультурами был неодинаков. Гедонистическую и интеллигентскую субкультуры объединяла общая неприязнь к насилию и агрессии. Вследствие этого они выступили «единым фронтом» против агрессивной субкультуры, противопоставив ее физической силе свою идеологию ненасилия. Гедонистические субкультуры очень сильно поддержали интеллигентскую в ее противостоянии субкультуре шпаны и оказали значительное содействие описанному выше процессу ее вытеснения и снижение престижа.
Что же касается взаимодействия гедонистической и интеллигентской молодежных субкультур, то в те годы они не осознали себя как противостоящие друг другу социальные силы. Думается, что это послужило одной из причин последующего упадка интеллигентской субкультуры. Граница между обеими субкультурами была размыта, что объяснялось в основном действием двух факторов. С одной стороны, гедонистическая субкультура в те годы еще не тяготела к таким крайностям, как наркомания, сексуальные излишества и т.д. С другой стороны, моральные устои интеллигентской субкультуры оказались недостаточно прочными (причины этого частично будут рассмотрены ниже). Оказав содействие в вытеснении агрессивной субкультуры, гедонистическая субкультура в то же самое время начала исподволь подтачивать интеллигентскую. Эта тенденция набрала силу в последующие 70-е годы.
Шестидесятые годы были годами больших, но несбывшихся надежд. Экономический рост страны и рост народного благосостояния позволяли надеяться, что в ближайшие десятилетия Советский Союз достигнет уровня экономического развития, сопоставимого со странами Запада. Наряду с экономикой в 60-е годы в стране происходил явственный культурный подъем. Рост престижа образования, снижение подростковой преступности, значительное повышение культуры поведения в быту и другие сопутствующие им процессы порождали надежды, что при дальнейшем развитии этих тенденций страна также и в области культуры займет достойное место среди цивилизованных стран. Общеизвестно, что этим надеждам не суждено было сбыться. Уже во второй половине 60-х годов во всех указанных тенденциях начал обозначаться все более явственный перегиб, в результате которого реальный облик 70-х годов резко контрастировал с их мысленным обликом, рисовавшимся в 60-х годах.
2.3. Семидесятые и восьмидесятые годы.
Основным фактором формирования динамики молодежных субкультур в 70-е годы стал кризис взрослой и подростковой интеллигентских субкультур. Истоки этого кризиса находились не в подростковой, а во взрослой среде.
Одним из основных факторов упадка взрослой интеллигентской субкультуры стала депрофессионализация интеллигенции. На протяжении 60-х годов сфера интеллигентского труда резко расширилась, но система организации стала давать очевидные сбои. Неумение плановой системы организовывать высококвалифицированный труд привело к тому, что выпускники престижных ВУЗов, среди которых было немало энтузиастов своих профессий, определившись на работу, сталкивались с некомпетентностью начальства, неуважением к интересам дела и мафиозной средой научных институтов. Вместо продолжения трудовой социализации, система организации способствовала разложению трудовой морали. Тех, у кого трудовая мораль и квалификация были высокими, эта система зачастую ломала. В целом о выпускниках технических ВУЗов 60-х годов можно говорить как о «потерянном поколении». Энтузиаст интеллектуального труда 60-х годов был сломлен и уничтожен бюрократической системой управления.
Наряду с процессами депрофессионализации на протяжении 70-х годов резко упала относительная величина заработной платы работников интеллигентских профессий, что значительно подорвало в обществе социальные мотивации избирать этот тип карьеры. В этом процессе большую роль сыграло растущее отставание технического уровня и рост дефицита рабочей силы в отраслях материального производства. Оба этих фактора привели к быстрому росту заработной платы промышленных, строительных и транспортных рабочих. В результате к концу семидесятых годов неквалифицированный ручной труд, осуществлявшийся в непривлекательных производственных условиях, оплачивался примерно вдвое выше интеллигентского труда.
Упадок трудовых мотиваций и снижение престижа профессий интеллигентского труда не привели к исчезновению данного типа карьеры, но существенно изменили мотивации ее выбора. В число ведущих выдвинулись не «позитивные» мотивы, связанные со стремлением работать в сфере науки или культуры, а «негативные» стимулы, связанные с нежеланием работать в грязных условиях на производстве и (у мужской части подростков) — с нежеланием служить в армии. Другая часть мотивов была связана со стремлением родителей не допустить падения уровня культуры у своих детей. В этой группе мотивов присутствовал также вполне осознанный страх родителей перед набиравшими силу делинкветными субкультурами, которые могли легко втянуть в свой состав подростка, не имеющего четких социальных устремлений. Описанная выше смена мотивов была, кстати, одним из факторов быстрой феминизации демографического состава учащихся ВУЗов, работников науки, культуры и других сфер интеллигентского труда.
Второй важный фактор упадка интеллигентской субкультуры в 70-е годы связан с состоянием другого важнейшего социального института общества, а именно семьи. Технократическая интеллигентская субкультура 60-х годов в наиболее чистом своем варианте, как бы вообще не замечала того факта, что, после вступления во взрослый возраст, подрастающему поколению придется жить не только на работе, но и в семье. Создается впечатление, что в образованных слоях российского общества вообще не сложилась традиция семейной социализации, под которой мы в данном случае понимаем подготовку подростков к жизни в своей будущей взрослой семье. Массовыми явлениями в среде интеллигентской молодежи (особенно мужской ее части) 60-х и в особенности 70-х годов стали неумение вести домашнее хозяйство и организовывать быт, инфантилизм, эгоцентризм, снижение чувства социальной ответственности. Результатом этого стали многочисленные семейные конфликты, начинавшиеся практически сразу после создания молодой семьи, и связанный с этим резкий рост числа разводов.
Распад профессиональных мотиваций и упадок семьи породили в интеллигентской среде глубокий моральный кризис, следствием которого стали утрата социальных устремлений, разочарование в жизни, пьянство, вовлечение в теневую экономику, чрезмерная озабоченность сексом и другие последствия морального распада. Эти процессы немедленно сказались и на подростковой части интеллигентской субкультуры, которая опиралась на моральную поддержку взрослых и которая сама по себе была чрезвычайно хрупким социальным образованием. Поначалу возникшей ситуацией «воспользовалась» гедонистическая субкультура, по отношению к которой интеллигентская субкультура оказалась менее стойка. В 70-е годы произошел резкий сдвиг молодежных ориентаций в сторону гедонизма. Хотя жизненные планы значительной части молодежи по-прежнему были связаны с получением высшего образования, интерес к знаниям и к учебе резко ослаб, уступив место гедонистическому времяпровождению.
На протяжении 70-х годов гедонистические субкультуры не только возросли численно, но и внутренне переродились. В 60-х и начале 70-х годов многие субкультуры и подростковые группы этого типа были не чисто гедонистическими, а скорее интеллигентско-гедонистическими. Занимаясь гедонистическим времяпрепровождением, они в то же время сохраняли приверженность ко многим интеллигентским идеалам и ценностям, что облегчало возможность их ресоциализации в будущем. Распад интеллигентских технократических идеалов в 70е годы создал своего рода «ценностный вакуум», который заполнился уже «чистым» гедонизмом и сопутствующими ему делинквентными ориентациями.
Одним из механизмов усиления делинквентных ориентаций гедонистических субкультур является возросшее на этой почве стремление подростков к деньгам. Интересно отметить, что вплоть до конца 80-х годов у подростков практически отсутствовала возможность легального заработка. Это обстоятельство усилило тенденцию к зарабатыванию денег незаконными средствами. Таким средством первоначально стала мелкая спекуляция («фарцовка»), а несколько позднее — проституция, сопровождавшаяся «встраиванием» в теневую экономику и организованную преступность.
Отступая, интеллигентская подростковая субкультура освобождала и социальное пространство для усиления субкультур агрессивного типа. Этому способствовало также и постепенное перерождение гедонистических субкультур, которые все больше сращивались с преступным миром, вследствие чего размывалась граница, разделявшая гедонистические и агрессивные субкультуры. Появились смешанные агрессивно-гедонистические субкультуры, существование которых до конца 70-х годов было нехарактерным.
Во второй половине 80-х годов сильное влияние на социальную динамику подростковых и молодежных субкультур оказала политика перестройки, причем характер этого влияния был неоднородным. С 1985 по 1987 год перестройка оказывала растущее идеологизирующее влияние на общество. На этой волне возникло много неформальных идеологических и политических движений. Важно отметить, однако, что эти процессы очень мало затронули подростковую среду, хотя некоторые признаки идеологизации подростковых субкультур в 1986-1987 годах все же имели место.
Начиная с 1988 года перестройка начала оказывать иного рода влияния на подростковые субкультуры, способствуя их деидеологизации, а также усилению преступных и агрессивных ориентаций. Существует, по-видимому, два основных фактора такого влияния. Во-первых, разоблачение идеалов, пропагандировавшихся в эпоху застоя, привело к дискредитации идеалов вообще, причем именно в подростковой и молодежной среде влияние этого фактора сказалось особенно сильно. Во-вторых, непродуманность экономических преобразований привела к резкому росту теневой экономики, увеличению числа ее «вакансий» и громадному росту доходов причастных к ней людей. Теневая экономика, организованная преступность и мафия создали, по существу, новый тип социальной карьеры, сулящий (пусть не без риска) не только высокие доходы с полноценным их «отовариванием», но и быстрое «продвижение по службе». При этом подростковые и молодежные субкультуры являются для названных преступных структур как школой и поставщиком кадров, так и своего рода подразделениями, которые нередко за мизерную плату оказывают им весьма важные услуги.
Таким образом, после приблизительно тридцатипятилетнего перерыва агрессивные, молодежные субкультуры взяли «реванш» и вновь стали доминирующими, сильно потеснив и во многом подчинив своему влиянию все остальные виды молодежных субкультур. О силе этой тенденции можно судить хотя бы по тому, что с середины 80-х годов среди подростков повсеместно распространилась мода, основанная на атрибутике уголовного мира: телогрейка, кирзовые сапоги, солдатский ремень и ряд других атрибутов. Причем этой моде или ее элементам следовали также многие подростки, не входящие в состав агрессивных групп, а порой даже представители конкурирующих с агрессивными субкультур.
Исходя из рассмотрения факторов, формирующих социальную динамику молодежных субкультур, можно с уверенностью прогнозировать, что тенденция доминирования агрессивных и агрессивно-гедонистических их типов будет действовать до тех пор, пока в обществе не завершатся переходные процессы, и не установится новый социальный порядок и не появятся силы, способные эффективно противостоять этим субкультурам. Вопрос о социальных силах, которые смогут противостоять действию агрессивных субкультур, будет рассмотрен в V главе данной работы.
По материалам Сергея Белановского.
Продолжение цикла публикаций «Люберцы и люберы» ЧАСТЬ 3.
Интернет-СМИ «Интересный мир». 02.09.2013
На свои личные деньги мы покупаем фото и видео аппаратуру, всю оргтехнику, оплачиваем хостинг и доступ в Интернет, организуем поездки, ночами мы пишем, обрабатываем фото и видео, верстаем статьи и т.п. Наших личные денег закономерно не хватает.
Если наш труд вам нужен, если вы хотите, чтобы проект «Интересный мир» продолжал существовать, пожалуйста, перечислите необременительную для вас сумму по номеру телефона +79162996163 по СБП на карту Сбербанка: Ширяева Лариса Артёмовна или по другому номеру телефона +79162997405 по СБП на карту Сбербанка: Ширяев Игорь Евгеньевич.
Также вы можете перечислить деньги в кошелек ЮMoney: 410015266707776.
Это отнимет у вас немного времени и денег, а журнал «Интересный мир» выживет и будет радовать вас новыми статьями, фотографиями, роликами.