Да простит мне читатель, как прощает Аллах своего верного раба, за неполноту моих очерков, которые я писал по заметкам в моих записных книжках, сделанным много лет тому назад, вследствие чего очень понятно, что многое забылось мною. Написать эти очерки воодушевили меня две причины: во-первых, то, что в нынешнем году, блаженной памяти Наср-Эдин, Шахиншах (т. е. царь царей), под сенью которого я шесть лет сидел на ковре его милостей и счастья, должен бы был праздновать, если бы не был убит злодеем, со своим правоверным народом, благополучное пятидесятилетие своего царствования, и во-вторых, расспросы о Персии любопытных, из которых я убедился, что о Персии всюду имеют очень смутное понятие. Поэтому я и рискую в предлагаемых очерках познакомить читателя с Персией, за время моего там пребывания, с 1882 по 1888 год. Благодаря милостям Шаха (да будет душа его в раю с Магометом), я уже награжден его звездами и наградою, почему мне нет уже цели льстить Персии в моих очерках, как делали многие для получения звезд, и я постараюсь только изложить читателю всю сущую правду о том, что я видел и слышал за шесть лет в Персии. — В этих очерках говорится о Наср-Эдин-шахе как о живом, так как они были еще написаны до его смерти.
Мисль-Рустем.
ОЧЕРК XI-й.
Персидская пехота
Состав пехоты. — Выступление в поход. — Содержание и жизнь сарбаза. — Обмундировка. — Вооружение. — Офицеры. — Чины. — Знамя. — Служба. — Обучение. — Дисциплина. — Командиры полков. — Комплектование полков.
Сарбазы, вооруженные винтовками Верндля. Здесь и далее фото А. Севрюгина.
По официальным сведениям, в Персии, в мое время, было 76 действующих полков (числом до 65.000 людей), которые делились на 10 корпусов и названия которых я думаю приложить в конце. В действительности же они существуют только на бумаге, а всего их в сборе не больше 10-ти полков, остальные распущены по домам и обыкновенно не собираются по несколько лет. Некоторые из полков приходят изредка в Тегеран, где кое-как обучаются европейскими инструкторами; другие же вовсе не обучаются и собираются лишь в случае нужды, т. е. похода на курдов или вроде чего-нибудь подобного, и немудрено, что их всегда и повсюду бьют. При мне еще, целый пехотный отряд, в 3.000 человек, и масса кавалерии были разбиты неорганизованными шайками туркмен на границе Астрабада, когда шах отправил отряд для наказания туркменов за их грабежи на границе.
Полки выступают в поход очень оригинально. Каждый мало-мальски зажиточный сарбаз, т.е. солдат, едет и везет свой скарб на ишаке (осле) или даже верблюде, не говоря уже об офицерах; обоз от этого бывает огромный. Каждый солдат, когда устанет, преспокойно останавливается по дороге без спроса, почему на всем пути, по которому следует персидский отряд, вы видите сладко отдыхающих сарбазов под разбитыми шалашами. Вообще, персы не любят спешить. Дисциплины в их армии никакой, хотя они и стараются перед европейцами показать, что таковая есть. Полки, «фолч», собственно батальон, поставляются целыми округами, и потому состав их разный, от 250 до 1000 человек; так, в мое время считалось, по слухам:
20 полков по 1000 человек
53 » » 800 »
1 » » 900 »
1 » » 400 »
2 » » 250 »
Людей вы увидите от 14- до 60-летнего возраста, и их никто не бракует. Есть байгуши — бедняки, которые идут за очередных и нередко находятся на четвертой службе, хотя и до конца жизни не научаются держать ружья.
Живут сарбазы почти все по домам, даже призываемые для обучения в Тегеран, где имеются казармы. В казармах помещаются только холостые байгуши, бедные бездомники. Кормовые деньги они получают на руки и кормят еще на них свои семьи, 75% из них семейные. Содержание им полагается всего около 2 туманов в месяц, что составит около шести рублей, но и эти деньги уплачиваются правительством очень неаккуратно. Я знал случаи, что сарбазы не получали жалованья около 11 месяцев. Притом содержание сарбаз целиком никогда не получит; он и не претендует, зная хорошо, что его начальство, начиная от полкового мирзы — писца — до командира полка, должны получить из его содержания свои установленные, хотя незаконные доли.
Обмундировка и оружие выдаются сарбазу казною: патронов никогда никому не выдается. Обмундировка в пехоте большею частью австрийского покроя, с персидскими львами на пуговицах. Головной убор похож на наши форменные меховые шапки с торчащим впереди волосяным султаном, с персидским гербом. Но есть один полк и в прусских касках, купленных по дешевой цене в Германии. На ногах у них «кяпши» — глубокие туфли с подборами, конечно, на босую ногу; впрочем, есть один полк в высоких сапогах, имеющий даже на поясе по одной патронной сумке, но всегда без патронов. Вообще, обмундировка пригнана убийственно; зачастую из-под верхнего мундира висит одетый снизу длинный «сардари» — сюртук — или нередко вы видите на четверть голые ноги, между башмаком и штанами.
Вооружение состоит из пистонного ружья; штык всегда на поясе; только у так называемой гвардии, состоящей всего из одной роты, ружья Вернделя на руках. Хотя в арсеналах Тегерана и есть (было за мое время) до 30.000 скорострельных ружей, но их не выдают в полки, боясь пропажи и порчи. При мне был такой случай: шах вдруг захотел, чтобы на одни маневры полки вышли с ружьями Вернделя. Живо из арсенала выдали до 3.000 ружей. И что же? Когда на другой день маневров отобрали ружья обратно, то оказалось, что до 600 ружей не имели шомполов и были попорчены. Это и немудрено: ведь каждому сарбазу любопытно было узнать, как устроено ружье, а хорошенькие шомпола годятся для шашлыков.
Военнослужащие исфаханского батальона «Фаудж-и Джалали» в австрийской форме
В Персии имеется училище, выпускающее офицеров, но оно выпускает их так мало, что почти все офицеры в пехоте из тех же нижних чинов, получивших чин без экзамена, по протекции или за взятки, это бывшие, большею частию, нукеры, т. е. служителя у ханов. Если найдется в каком-либо полку до 10% грамотных офицеров, то это будет редкость. Обмундировываются они большею частию не в австрийскую форму, а в персидские «сардари», т. е. сюртуки, с массой складок, вроде юбок, а на голове носят туземные «кула» из сукна или барашка. Мундиры австрийского покроя они ненавидят, как и все европейское, так как большая часть офицеров ярые фанатики; европейскую форму носят в строю только молодые офицеры, выпущенные из училища; на петлицах воротников у них звездочки по чинам и пояса с кистями.
Чины в персидской армии следующие. Наиб-сеюм — прапорщик, наиб-дуюм — подпоручик, наиб-евел — поручик, султан — капитан, явер — майор, наиб-сергенг — подполковник, сергенг — полковник, сартип-сеюм — генерал-майор, сартип-дуюм — генерал-лейтенант, сартип-евел — полный генерал. Но не нужно думать, что для получения какого-нибудь высокого чина нужно пройти экзамен или все низшие чины, — вовсе нет. Я лично знаю случаи, когда шах производил из нижних чинов в яверы, т. е. майоры, а военный министр, Наибе-Султане, по просьбе русского полковника Д., даже произвел одного курда, Керим-хана, в сергенги, т. е. полковники, из водоносов, прослужившего нижним чином два года; несмотря на то, что, будучи затем совершенно безграмотным, этот курд в 2 года был уже генералом. Таких случаев, впрочем, я могу насчитать массу. Довольно сказать, что до чина султана, т. е. капитана, русские полковники, бывшие инструкторами, имели право в обучаемой ими бригаде производить сами. Но чтобы получить чин или, вернее, бумагу на чин, за подписью военного министра, нужно всегда приготовить «мадахиль», т. е. взятку, иначе бумага не будет подана для подписи. Шах подписывает грамоты только на высшие чины. Но самым оригинальным здесь следует признать то, что чин не избавляет офицера от телесного наказания — по пяткам и спине палками, без лишения чинов и звания. Я был свидетелем, как на одном учении русский полковник Ч. пожаловался военному министру на одного пехотного явера — майора — за то, что он занял плац, где должна была производить учение кавалерия, и не ушел по его требованию; и вот Наибе-Султане подъехал к этому яверу, командовавшему батальоном, вызвал его вперед и приказал одному ферашу взять его себе на спину, а другим ферашам отпустить изрядное число палок, после чего прогнал его из батальона; но через полчаса, по просьбе русского же полковника, приказал ему опять командовать батальоном. Другой случай был при мне такой: шах, не лишая чинов сартипов — генералов, притом еще шах-заде, т. е. принцев, — приказал отпустить им палок по пяткам, что и было исполнено очень усердно; но об этом случае рассказано мною в другом месте подробнее. Достаточно, кажется, этих двух случаев, чтобы понять, какое может быть чинопочитание в персидской армии, когда солдат видит, как командира его наказывают подобно каждому бродяге.
Содержание гг. офицеры получают смотря по чину, от 8 туманов наиб-сеюм и до 25 туманов — сергенг. Сартипы получают разно, от 500 туманов в год. Но нужно знать Персию, чтобы иметь понятие о том, как еще выдается это содержание. Во-первых, сплошь и рядом оно уплачивается через 8 месяцев, а то и на следующий год; да и выдается не все: делаются всевозможные незаконные вычеты, даже, нередко, в пользу военного министра. Никто не смеет требовать должного, иначе ему вместо денег дадут расписку на имя серафа, т. е. сборщика податей, который за немедленную выдачу сейчас возьмет себе с вашего содержания 30, а то и 50%. Немудрено, что офицеры нуждаются постоянно и берут всюду, где можно, взятки, производят всякие поборы с нижних чинов. Офицеры в пехоте в большинстве безо всякого образования, и если бы они не носили формы с офицерскими отличиями, то трудно бы было их отличить от простого солдата. Бывая у ханов в гостях, я видел, как персидские офицеры подавали нам и хозяину кальян и кофе и прислуживали за столом, как простые слуги. Только богатые или в больших чинах пользуются уважением, и то из боязни, чтобы они своим влиянием чем-нибудь не повредили бы.
Командиры же полков получают полки не по заслугам или экзамену, а по протекции и за деньги, вернее, взятки. Я сам знаю, что одним полком командует простой мужик, спасший на охоте жизнь шаху от пантеры; он так и ездит перед полком как мужик, с палочкой, и хотя ничего не понимает в военном деле, но все-таки командует.
Взяточничество развито страшно, и командиры частей наживаются на глазах всех. Каждый спросит: откуда они могут наживаться? А вот откуда. Командир части, положим, полка в 800 человек, получает на солдат жалованье по 1 туману в месяц с обмундировкой, что составит в год 9.600 туманов, да по 12 пай кормовых на человека, что составит, в год тоже, 17.520 туманов. Теперь, чтобы от этих сумм составить в свою пользу сбережение, командир поступает так: он знает, что никакого контроля над его действием не полагается, а потому, по просьбе солдат, половину сарбазов, а то гораздо большее число, он отпускает по домам для обработки полей и на другие работы, за что лишает солдат кормовых, а зачастую и половину жалованья, — в Персии все это практикуют и знают, — так что у командира остается около половины кормовых, числящихся в пользу солдат, что и составит около 40.000 рублей. Но не нужно думать, что все эти деньги останутся у него в кармане: если бы он оставил их у себя, то более года не пробыл бы командиром. Он должен около половины нажитого поднести в подарок Наибе-Султане, военному министру, и разным мирзам, тайным контролерам или, вернее, шпионам при военном министре, — за их молчание и скромность; а если это большой полк, то должен преподнести на смотру и самому шаху, в виде блюда с золотом. Это делается публично и, конечно, шах и другие должны догадываться, откуда эти деньги. Вот вам и разъяснение, отчего ханы-командиры быстро богатеют. С офицеров командиры тоже берут половину жалованья, если разрешат им отпуск; сверх того, каждый должен привезти из отпуска бешкеш натурой: кто пшеницей, кто фруктами, кто полотном и т. д.
В каждом полку, кроме самбменсабов — офицеров и сарбазов — солдат, есть викики — унтер-офицеры, викель-баши — фельдфебеля и байдахтар — знаменщик. Они производятся также без экзамена и, большею частию, по протекции. Знамя не чтится, как святыня, а скорее заменяет значок, хотя одно время в ротах и были значки вроде наших. Знаменщик, идя на учение, как и все, поодиночке, несет знамя оригинальным способом. Нужно сказать, что знамя в пехоте не прибивается, а каждый раз, когда нужно, полотно пристегивается к древку на пуговицах; на верх же древка, когда нужно, вместо копья одевается рука Али. Таким образом, знаменщик несет в руках одно древко, как посох, под мышкой — свернутое полотно-знамя, а в кармане — серебряную руку Али. Все это составляется вместе на площади, и знаменщик готов к смотру. Знамя не встречают и не провожают, как у нас.
Ношение формы вне строя не обязательно, а потому часто можно видеть на улице и на базаре сарбаза в мундире, на босую ногу, в туземной ермолке, на осле, продающего фрукты, халву и т. п. или сидящего в мундире и нижнем белье на панели и имеющего перед собою тряпку, на которой разложены медные деньги — это сарбаз, меняющий серебряные деньги на медные, т. е. уличный меняла. В мечети обязательно ходят без формы и в одежде персидского покроя.
Уличные менялы
Пехота занимает по городам караулы у городских ворот и в других местах, как, например, у дворцов. В Тегеране на площади есть и гауптвахта. Но караулы поражают каждого европейца своей распущенностью. Часовой никогда не стоит с ружьем, а оно вечно приставлено к стене, и только увидя офицера, которому он находит иногда нужным отдать честь, берет не торопясь ружье и делает на караул по-австрийски, несколько раньше времени, не заботясь, застегнут ли он портупеей. Я сам видал, как часовой на гауптвахте, приставив свое ружье к стене, тянул кальян, а на самой площадке гауптвахты, где стояло и знамя, сушилось белье, и рядом разгуливал офицер. Другой раз я видал часового, оставившего на посту свою шапку и покойно почивавшего под поставленной, на тегеранской площади, огромной пушкой. Остальные сарбазы в караулах, когда они не на часах, бесцеремонно штопают на площадках гауптвахты белье, спят или ловят в рубашках беспокоящих их насекомых.
Зилл-эс-Султан в австрийской форме. Фото Д. Ермакова.
Пехота, как равно и другие роды оружия в провинции, почти ничему не обучаются и даже их редко где видно в сборе. Только в Испагани, у сына шаха, Зили-Султана, да в самой столице Персии, Тегеране, занимаются кое-когда и кое-как обучением. Главное обучение состоит в том, чтобы сарбазы ходили «дефиле», т. е. церемониалом, который тоже довольно оригинален, так как часть офицеров идет рядом с палками в руках для страху. Об обучении стрельбе нет и помину. Иногда, т. е. раз в год, а то и в два, дадут немного пороху для холостых выстрелов. В 6 лет, что я пробыл там, пехота ни разу не обучалась стрельбе (хорошее обучение!). Построения пехота делает по австрийскому уставу; по-персидски есть выразительное название, когда они делают построения на смотру, — «тамаша», т. е. любопытное зрелище.
Военный смотр в Тегеране
Раз в год производят в течение нескольких часов маневры; но что это за маневры! Если описывать их, то не поверят, что это происходит в XIX столетии, хотя европейские инструктора, исключая русских, и уверяют шаха, что эти маневры приносят огромную пользу. Расскажу один любопытный случай на маневрах. Было приказано одному отряду, состоящему из двух полков кавалерии, обучаемых русскими инструкторами, и пехоты, охранять высоты, довольно отлогие, у дворца Кастрокоджар, в 2-х верстах от Тегерана; одному же полку было приказано атаковать и взять эти высоты. Этим полком командовал, т.е., скорее, распоряжался, австрийский офицер, жирный немец г. Г. Наступая на высоты и добродушно покуривая дешевую сигару, он ехал за пехотной цепью на кляче и покрикивал, чтобы наступали, не имея резервов. Тогда русские инструктора сообразили и, оставив один полк наверху для прикрытия высот, с другим полком кавалерии (2-м Казачьим «Насери» персидским полком) послали одного из инструкторов в обход неприятельской цепи, что и было исполнено; и когда обошедшая цепь, по лощине, кавалерия ударила с тыла неприятельской цепи, то персы так растерялись, что повернули обратно и стали, в остановившуюся в 50 шагах кавалерию, швырять камнями, причем получил ушиб один русский урядник К. Лошадь же австрийского инструктора г. Г., услышав сзади крики «ура», стала брыкаться, и сам г. Г. слетел с нее, получив вдобавок от своей же пехоты камнем в физиономию, отчего сигара его отлетела в сторону. По окончании маневров, когда проходили мимо шаха церемониалом, и шах, увидав подбитую физиономию г. Г. и узнав в, чем дело, стал улыбаться, то г. Г. стал ему жаловаться на русского инструктора, говоря, что порядочные люди сзади не атакуют, и что потому русские поступили неправильно.
Занятия у пехоты в Тегеране производятся, собственно говоря, очень редко. Во время холода занятий нет, ибо сарбазы босые, хотя и в полутуфлях: значит, 2—3 месяца долой; затем, два постных месяца Рамазан и Мухарем — тоже долой, так как днем люди голодают и по закону едят только после заката солнца; один месяц после лагерей, во время отсутствия шаха, тоже отдых; в Навруз (Новый год, 9 марта) — две недели отдыху. В остальные 6½ месяцев обучение производится 4 раза в неделю, в прохладное время от 8 до 10 часов утра, а в жаркое — от 6 до 8 утра. В один год я вел дневник, и к концу года получился вывод, что занимались учением всего 360 часов в год. Можно себе представить, как много люди могли выучиться в это время!
Обучать сарбаза очень трудно. Хотя команда произносится по-персидски, но они очень невнимательны и безо всякой охоты относятся к своему делу. Иногда даже и офицеры не хотят становиться по ранжиру, так как считаются родами, происхождением, и встать ниже другого считают для себя оскорблением. Много пришлось с этим повозиться бедным инструкторам. Вне службы сарбазы окончательно распущены и редко признают своих офицеров, без стеснения разгуливают в полуформенном-полунациональном костюме. Хотя многие и писали, что в Персии установлена хорошая дисциплина, но, по-моему, ее совсем нет, да и не может быть. Сарбаз еще почтителен к иностранному инструктору или к богатому своему офицеру, а на простого бедного и не посмотрит. Виноваты в том сами офицеры: они, заискивая, часто подают сарбазу руку, когда он нукер, т. е. слуга какого-нибудь влиятельного лица (заискивание в Персии очень развито), во время отдыха, на учении или в карауле курят с сарбазом из одного кальяна и, зачастую, едят вместе, а затем, где только можно, пользуются хоть грошами с дохода сарбаза; если сарбаз не дал взятку, его требуют каждый раз на учение и не пустят в отпуск, а если он дал ближайшему начальнику, то может свободно торговать себе на базаре и не являться на ученье. Какая же здесь может быть дисциплина? Побеги из полков бывают здесь зачастую, но бежавшие возвращаются сами, зная, что наказание им будет нестрашное — отсидят под арестом и выпустят.
Нужно добавить, что «фолчи» — полки — делятся на 8—10 сотен, т. е. рот, а рота на «дасте», т. е. взводы. Хотя всей пехоты на бумаге считается до 65.000, но персы считают всего до 20.000 человек в мирное время. О гарнизонах в маленьких местах, как, например, в Реште у Каспийского моря, не стоит и говорить, — это сброд голи, одетой кое-как в мундиры австрийского образца, пригнанные убийственно, а об обучении там сарбазов нечего и упоминать. В Испагани у сына шаха, Зили-Султана, войска обучаются как и в Тегеране и, насколько я видел, нисколько не уступают тегеранским. Пехотные полки приходят в Тегеран попеременно, на более или менее продолжительное время. Только один полк и «Фолч-Максур» постоянно находятся в Тегеране; кроме того, полурота так называемой гвардии Наибе-Султане. Гарнизон Тегерана достигает 3.000 пехоты, а нередко и менее.
Персидская жандармерия
Вообще, пехота в строю имеет бодрый вид, но и довольно оригинальный уже потому, что, рядом со стариком в 50 и более лет, вы увидите 14-летних мальчиков; затем и самая обмундировка, имеющая отчасти вид европейский — вроде прусских касок, купленных у пруссаков, или клетчатых мундиров, купленных у австрийцев, — совсем не гармонирует с этими персидскими физиономиями. Однажды Наибе-Султане, военный министр, для удовольствия шаха купил сосватанные ему австрийскими инструкторами клетчатые серые летние мундиры, с такими же штанами. Когда их доставили, то он умудрился из одной обмундировки, присланной на полк, показать шаху два полка, в одно и тоже время, в новой обмундировке. Сделал это он очень просто: на один полк он одел новые клетчатые мундиры, а на другой клетчатые штаны, и вышло два полка в новом обмундировании, что весьма понравилось шаху.
По фотографиям нельзя судить верно о солдатах. Все распространяемые по Европе фотографии подаются шаху и, чтобы польстить ему, снимаются во время выдачи новой обмундировки.
В дополнение этой главы я нахожу нужным пояснить, откуда берутся сарбазы, т. е. солдаты. Воинской повинности в Персии нет, но каждый округ или губерния должны доставить известное количество живых душ в строй. Их не осматривают, не бракуют, лишь бы они могли маршировать; потому-то в строю и есть люди всевозможных возрастов. Некоторые байгуши (бедняки) за деньги идут за других на вторую и даже четвертую службу, так как дома у них ничего нет, а в полку платят жалованье. В казармах, конечно, пустые комнаты, без кроватей и мебели, так как все спят и едят на полу. Топят их весьма редко, а потому зимою там весьма холодно. Общих кухонь нет, а все порционные деньги люди получают на руки, чем они остаются очень довольны, так как прокармливают на эти деньги и свои семьи. Процент больных огромный, особенно глазными болезнями, да и немудрено: ветры и пыль очень часты. Питаются сарбазы сыром и хлебом в очень малом количестве, а летом виноградом. Горячая же пища и пловы им не по карману. Собственно жалованье сарбаза до 7 туманов в год, следовательно, 21 рубль на наши деньги, тем не менее они и этим довольны.
Автор Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-шахе с 1882 по 1888 г. — СПб., 1897. (Мисль-Рустем — псевдоним Меняева, одного из инструкторов Персидской казачьей бригады). Фото А. Севрюгина. Составитель rus-turk. Источник.
Интернет-СМИ «Интересный мир». 28.12.2013
На свои личные деньги мы покупаем фото и видео аппаратуру, всю оргтехнику, оплачиваем хостинг и доступ в Интернет, организуем поездки, ночами мы пишем, обрабатываем фото и видео, верстаем статьи и т.п. Наших личные денег закономерно не хватает.
Если наш труд вам нужен, если вы хотите, чтобы проект «Интересный мир» продолжал существовать, пожалуйста, перечислите необременительную для вас сумму по номеру телефона +79162996163 по СБП на карту Сбербанка: Ширяева Лариса Артёмовна или по другому номеру телефона +79162997405 по СБП на карту Сбербанка: Ширяев Игорь Евгеньевич.
Также вы можете перечислить деньги в кошелек ЮMoney: 410015266707776.
Это отнимет у вас немного времени и денег, а журнал «Интересный мир» выживет и будет радовать вас новыми статьями, фотографиями, роликами.