Да простит мне читатель, как прощает Аллах своего верного раба, за неполноту моих очерков, которые я писал по заметкам в моих записных книжках, сделанным много лет тому назад, вследствие чего очень понятно, что многое забылось мною. Написать эти очерки воодушевили меня две причины: во-первых, то, что в нынешнем году, блаженной памяти Наср-Эдин, Шахиншах (т. е. царь царей), под сенью которого я шесть лет сидел на ковре его милостей и счастья, должен бы был праздновать, если бы не был убит злодеем, со своим правоверным народом, благополучное пятидесятилетие своего царствования, и во-вторых, расспросы о Персии любопытных, из которых я убедился, что о Персии всюду имеют очень смутное понятие. Поэтому я и рискую в предлагаемых очерках познакомить читателя с Персией, за время моего там пребывания, с 1882 по 1888 год. Благодаря милостям Шаха (да будет душа его в раю с Магометом), я уже награжден его звездами и наградою, почему мне нет уже цели льстить Персии в моих очерках, как делали многие для получения звезд, и я постараюсь только изложить читателю всю сущую правду о том, что я видел и слышал за шесть лет в Персии. — В этих очерках говорится о Наср-Эдин-шахе как о живом, так как они были еще написаны до его смерти.
Мисль-Рустем.
ОЧЕРК XVI-й.
Обо всем, о чем не было сказано в предыдущих главах
Посольство. — Инструктора. — Препровождение времени европейцами. — Торговля с Россией и Англией. — Ковры. — Бирюза. — Мозаика. — Медные изделия. — Клинки. — Живопись. — Табак и вино. — Поэзия и литература. — Деньги. — Награды.
Кашан. Купола базара. Здесь и далее фото А. Севрюгина.
Я часто слышу вопросы: «Воображаем, какая скука вам была в Персии?» — но на этот вопрос я неизменно даю отрицательный ответ. Нужно сказать, что европейская колония или, другими словами, европейское общество невелико в Тегеране, но все-таки на вечера и балы собирается иногда более ста человек интеллигенции, которая состоит большею частию из дипломатического корпуса и высокообразованных людей, отлично себя держит, в высшей степени любезна и предупредительна со всеми, в каком бы положении человек ни был; примером мог служить наш посланник, князь Н.С. Долгорукий, который был настолько уважаем шахом, что я сам видал, как его шахское величество бежал от нас из сада, чтобы встретить нашего князя в зале дворца, куда он прибыл по ошибке драгомана, ранее времени, предназначенного ему шахом для аудиенции.
Кроме русского представителя в Персии, в Тегеране находятся также — турецкое посольство, с послом во главе, и посланники от Франции, Германии, Австрии, Италии и Соединенных Штатов. Все эти представители устраивают вечера с балами и обеды, на которых все от души веселятся, так как сами хозяева и их помощники, дипломатические чиновники, стараются всеми силами доставить удовольствие приглашенным. Россия и Англия имели для своих дипломатических миссий за мое время свои участки земли с постройками, т. е. свою территорию, на которою власть и законы персов не распространялись, но только были охраняемы персидскими сарбазами. Представители же других стран нанимали для себя частные помещения. Обеды и балы устраивались представителями роскошно, каждый щеголял друг перед другом.
Британское посольство. Вид из сада
Между приглашенными почти всегда можно было заметить русских инструкторов, в кавказских черкесках, и оригиналов иностранных инструкторов, находящихся на персидской службе, с персидскими чинами, в их фантастических, у каждого по своему вкусу сшитых, мундирах. О них я должен сказать несколько строк отдельно, так как иначе все мое повествование о Персии не будет полно. Нередко слышится вопрос, кто же обучает персидскую армию? В сущности, персидская армия вовсе не обучается, а обучаются только пехотные полки, стоящие в Тегеране, да и те очень плохо, нижеперечисляемыми иностранными инструкторами. Начну с описания инструкторов, а затем коснусь немного и самого обучения, но не в том вкусе, как пишут в персидских изданиях для получения персидских звезд или в официальных донесениях, как я читывал сам. Раньше шах обращался к разным правительствам, чтобы они высылали к нему военные миссии для обучения пехоты и артиллерии. Такие миссии были от Франции, Италии, а затем от Австрии. Но все он не понравились шаху, и теперь существует только одна военная русская миссия, обучающая кавалерию. Пехоту же и артиллерию обучают европейские инструктора разных наций, служащие по частному найму и получающие даже персидские чины.
Начну с пехотных инструкторов моего времени.
Господин А., итальянец, прибыл в Персию около начала шестидесятых годов. Роста исполинского, здоровый мужчина. Раньше, говорят, в Неаполе торговал статуэтками. Он был сартипом, персидским генералом, завешивал грудь 20 всевозможными орденами, исключая русских. Вид нахальный, образования плохого, отлично набивал чучел убитых шахом зверей и ничего не понимал в военном деле. Считал себя почему-то старшим инструктором пехоты, за что все другие инструктора на него злились. Одевался в гусарскую черную куртку, штаны в обтяжку и итальянскую кругленькую фуражку. Сплетник и интриган большой руки. В мое время он никого уже не обучал, и все его дело ограничивалось лишь тем, чтобы выйти утром в дни ученья на плац и трубить начало ученья, а затем чтобы строились к церемониальному маршу, когда приедет сын шаха, военный министр. Он с гордостью мне рассказывал, что когда прибыл в Персию, то для обучения полков он становился перед ними и вместо команд делал приемы ружьем, и те их повторяли, т. е. служил вроде тамбурмажора или паяца, как у нас в петровские времена. В мое время шах его уже не любил и, как было видно, держал из-за милости или из боязни потерять хорошего делателя чучел убитых им зверей. Он был женат и имел семью в Тегеране. Все свободное время, которого у него была масса, занимался собиранием насекомых, марок и всего старинного, что и сплавлял в Италию для продажи.
Второй инструктор — барон Ш., бывший камергер австрийского императора, старик, выживший почти из ума, лет семидесяти, сгорбленный в дугу, среднего роста, с бородкой а ла Буланже. Жена и дети, три сына, кинули его и перешли в мусульманство, благодаря заботам о них Наибе-Султане, сына шаха. Обыкновенный костюм его, генеральский, — австрийский, хотя в самом деле он был всего австрийский майор в отставке, но в Персии носит чин сартипа — персидского генерала. На шахские выходы он появлялся в красных штанах, в кирасирском белом колете и в треугольной шляпе с зелеными перьями, которые в один прекрасный день, спустив краску под дождем, испортили его белый мундир, вызвав остроту шаха, сказавшего при этом: «Наш Ш. помолодел, он снова стал зеленеть». Ш. поручали обучать некоторые пехотные полки; но, в силу преклонности его лет, его обучения были очень комичны: он выходил из себя, но сам ничего не мог показать, ибо еле ходил с палочкой. Сомневаюсь, что он когда-то был строевиком, о чем он сам мне рассказывал. Он служил в австрийской кавалерии, а в Персии обучал пехоту. Прибыл он первый раз в Персию в составе военной австрийской миссии, но затем, когда эту миссию шах прогнал, Ш. вышел из австрийской службы и перешел в персидскую, найдя ее более выгодной, хотя за это и лишился камергерского звания.
Затем идет инструктор господин Г., служивший раньше кондуктором в австрийском трамвае, отставной австрийский капитан, как он себя величал, на самом же деле, говорят, только поручик. В Персии он тоже носил чин генерала и очень гордился этим. Г. был лет сорока пяти, здоровый мужчина, носил австрийский мундир с персидскими знаками отличия, а на голове котелок с пером, объясняя всем и каждому, что такой головной убор он носил и тогда, когда служил в австрийских стрелках. Ему давали обучать пехотные полки, приходящие в Тегеран. На ученья он выходил с хлыстиком и с терьером под мышкой, т. е. с собачкой. Любимым занятием его были карты. О современной тактике и вообще о строе имел лишь смутные понятия.
Засим — г. К., австрийский капитан в отставке, в то же время, как и все, конечно, имевший чин персидского генерала, — человек пожилой, но молодящийся, с подвижною обезьяньей физиономиею и ужимками. Носил генеральский австрийский мундир с персидскими отличиями; при выправке солдат, чтобы выровнять ноги, зачастую ложился на плацу на брюхо. При разговоре с ним оставлял впечатление человека немного рехнувшегося. Он умер теперь, говорят, сумасшедшим.
Следующий инструктор, поистине лучший из всех, барон В., конечно, тоже в чине персидского генерала, раньше служил в прусских войсках, а затем в австрийских, откуда и вышел в отставку в чине поручика. Человек лет сорока, бойкий, очень сладкольстивый, с весьма хорошими манерами, порядочный пролаз, служивший в Тегеране «ходячей газетой» для всех любителей новостей и сплетень. Во время занятий он сильно увлекался и поминутно прибегал к ругательствам. Занимался с солдатами добросовестно, насколько это можно было в Персии.
За ним следует господин М., в чине только персидского полковника, сергенга, но в настоящее время тоже персидский генерал, хотя в действительности только австрийский унтер-офицер в отставке; человек он был лет тридцати пяти, глупый, гордившийся полученным в Персии чином полковника. В Австрии он служил в артиллерии, здесь же обучал пехоту. В свободное время занимался выделкою вина, которое и продавал.
Вот и все пехотные инструктора за мое время.
Артиллерию обучал господин П., тоже в чине персидского генерала, бывший австрийский капитан артиллерии, человек пожилой, неглупый, всегда возмущавшийся, что в Персии ничего нельзя добиться толком, как бы он хотел.
Затем, последними инструкторами назову господ Ф. и В. Они обучали не солдат, а кадет; конечно, тоже персидские генералы, хотя первый всего лишь прусский артиллерийский капитан в отставке, а последний — только выдержавший экзамен, в своем фатерланде, на фендриха, а раньше служивший у нас в Сухуме телеграфистом. Оба пруссаки средних лет и неглупые.
Об инструкторах кавалерии сказано в отдельной главе. Она обучается русской откомандированной военной миссией, а не нанятыми частно, отовсюду, инструкторами.
Скажу теперь в нескольких словах о том, как поименованные инструкторы обучали вверенные им полки. Вся служба этих инструкторов в том, чтобы выходить на два часа на ученья в дни, когда они назначены, которых очень мало в году, а затем являться на выходах, в праздники шаха, где подобострастно смотреть в глаза Наибе-Султане и льстить всем высокопоставленным лицам, чтобы на них не разгневались и не лишили мест. Вообще их положение было незавидное: жалованье им платилось, правда, хорошее, от 500 до 1000 туманов, но как платилось? — иногда чуть ли не полгодом позже, и почти некуда было жаловаться, потому что они состояли на персидской службе, с персидскими чинами. Русские же инструкторы поставлены были гораздо лучше, так как составляли военную миссию, ходили в своих русских мундирах и находились под покровительством Русской Императорской миссии.
Вот эти-то перечисленные инструкторы и составляли, со своими семействами, часть публики на балах и обедах в миссиях. При этом нужно сказать, что не только я, но и многие, одновременно бывшие со мною в Тегеране, вынесли самые хорошие впечатления о радушных приемах во всех дипломатических миссиях. Днем или под вечер европейцы устраивали кавалькады или катанья в экипажах, пикники и даже разные спорты. Так, за мое время, бывали скачки на ишаках (ослах), а также бег наперегонку между чиновником-французом, немцем-инструктором пешком и русским — на лошади. Богатые ханы также частенько приглашали нас на обеды и устраивали после обеда тамашу (род представления); но эти вечера у них хотя и были любопытны, но далеко не веселы. Во дворце балов не было, а лишь обеды, на которых заменял шаха его сын; сам же он с женами смотрел из окошечек, устроенных под потолком из особой комнаты, как едят европейцы, так, что его не видать, хотя если хорошенько вглядеться в эти окошечки, то можно заметить его в обществе жен; это, однако, считается неприличным и потому редко кто поднимает глаза от стола к потолку. На такой обед рассылаются сыном шаха Наибе-Султане (он же военный министр) особые приглашения, с вензелем, на французском языке, гласящие, например, следующее (привожу подлинные слова): «A l’occasion de l’anniversaire de la naissance de Sa Majeste Imperiale de Schahinschah, son Altesse Impériale Monseigneur le Prince Naibus-Sultanèh, Emir Kebir, Ministre de la guerre, prie Monsieur (X) de lui faire le plaisir de venir diner chez Lui le lundi 12/24 Octebre 1887 á 71/1 heures. — En Uniforme R. S. V. P.». Как видите, совсем по-европейски и более чем любезно; но на этих обедах местничество держится так строго, что я знаю людей, которые до обеда посылали узнать у сына шаха, ниже кого они будут помещены и, если были недовольны, то прямо не являлись на званный обед, чем ставили сына шаха в неловкое положение, так как шах требовал от него, чтобы все приглашенные были за обедом. Обеды эти устраивались роскошно, масса блюд и вин. На таком обеде присутствовало до 200 человек; обыкновенно вместе с европейцами приглашались персидские министры и важные чины, до старшего евнуха-негра (генерала) включительно. Персы на этих обедах пьют только шербет и с завистью посматривают, как европейцам подливают вино. После таких обедов приглашенным показывается, обыкновенно из окон, прелестный фейерверк, на устройство которых персы большие мастера. Конечно, тосты всегда начинались со здравия шаха, и потом по старшинству, причем говорились красноречивые спичи.
В мое время в Персии выходили две газеты на персидском языке и даже одна на французском, «Eho de Perse»; в них, однако, могли прочитать только одни восхваления шаха и его мудрых правителей, да изредка телеграммы, но чего-нибудь правдивого или умного — ничего. Между европейцами были также развиты игра в карты и персидское «нарде»; играют, от нечего делать, крупно и много.
Сообщив в одном из очерков о тегеранских базарах, я ничего не сказал о внешней торговле Персии, а потому постараюсь заполнить этот пробел теперь. Персия, как известно, ведет торговлю большею частию с Россией и Англией, из других же стран вы очень мало увидите товаров на базаре, разве богемское стекло да два магазина с французскою гнилью и игрушками. Русские товары стали понемногу вытеснять английские, которыми раньше были запружены персидские рынки, но вполне овладеть рынком или совсем вытеснить английский товар — русским не придется. Мне кажется, главной причиной тому — сами русские купцы, которые в последнее время хотя и стали понимать вкус персов, но еще не вполне поняли их требования. Перс требует, чтобы товар был дешев, а прочен ли он — на это перс мало смотрит. Англичане это и поняли: они дают ему по вкусу всякую гниль, брак, зато дешево, а наш купец, хотя бы фирма Коншина, хвастается добротой своих товаров, но зато не может продавать дешевле англичан. Кроме того, русский не будет доволен маленьким процентом, а непременно хочет нажить с азиата 100 на 100, основываясь на том, что не даром же он постарался ехать в Азию, — на двадцать пять же процентов можно и в России торговать. Англичане рассуждают иначе, а потому у них и торговля идет быстрее. Россия везет свои товары в Персию по двум дорогам: или через Закавказье на Джульфу—Тавриз, или через Каспийское море в Решт, или Астрабад, или Энзели (персидские пристани), но больше предпочитается, кажется, последняя дорога через море, так как горы Закавказья не всегда проходимы. Из России везут главным образом красный товар — ситец, миткаль, шерстяные и даже шелковые материи, а также бархат. Затем, везут медные и железные изделия, мишурные галуны, офицерские вещи, и даже синельковые (называемые французскими) ковры и другие незначительные вещи. Англия имеет два пути: один путь через Бендер-Бушир на Персидском заливе, где идут всякие индийские товары, как то: пряности, а другой — через Азиатскую Турцию, Трапезунд. Этим путем англичане главным образом везут красный товар.
Караван
Что же дает нам взамен Персия? Она доставляет рис и сушеные фрукты, да плохенькие косые «знаменитые персидские ковры», продаваемые у нас втридорога. Чтобы пояснить читателю, почему я выразился «плохенькие и косые ковры» (хотя я сам почитатель хороших персидских ковров), к сожалению, я должен сказать, что в России разве только самые богачи могут завести себе хорошие персидские ковры, выписав их через фирму Циглера или по знакомству, через его поверенного в г. Тегеране, г. Брогли. Иначе в России нельзя найти персидский ковер не бракованный: он будет или худых линючих красок, или косой и неровный. Весь брак везут в Россию, а хорошие ковры остаются в Персии и идут в Англию. Нужно сказать, что производством ковров занимаются целые деревни в отдельных округах, а потому и ковры носят разные названия: харасанские, фараганские и т. д. Эти-то округа, как бы сказать, на откупах у англичан: собственно письменных договоров не заключается, но агенты английских фирм, во главе с г. Брогли, объезжают эти округа и дают жителям вперед деньги, за что последние обязываются работать только на них; таким образом, все наилучшие ковры в руках этих английских фирм.
Ковры работаются на простых станках руками и по любому, даже европейскому рисунку, какой закажут. Я видал один большой, замечательно сделанный ковер, с изображением посредине Российского орла на белом фоне. Этот ковер преподнесен князем Д. Императору Александру III; на такой ковер можно заглядеться, но, должно быть, и денег он стоил немало. Ковры бывают на нитяной, шерстяной и шелковой основе; последние ценятся гораздо дороже. Есть и совсем шелковые ковры, т. е. основа и верх шелковые, но такие ковры мало выделываются и стоят громадных сумм. Я видал такой ковер в два аршина длины, с замечательным отливом, у г. Брогли, который посылал его на выставку и ценил 50.000 франков. Нужно сказать, что с того времени, как шах разрешил ввоз в Персию анилиновой краски, ковры испортились, хотя говорят, теперь опять запрещен ввоз этой краски в Персию. В России известны, большею частию, двух родов персидские ковры: харасанские и фараганские. Первые — хуже, у них и ткань плоше, и краски так долго не держат, как у фараганских, но зато последние и гораздо дороже. Теперь, мне кажется, читателю ясно, что мы в России не получаем настоящих персидских ковров, а все, к несчастию и за большие деньги, брак.
В Персии, главным образом в Кирмане, есть фабрики шалей, которые персы изготовляют себе на одежду, Они иногда достигают невероятно высокой цены и, нужно отдать им справедливость, вырабатываются замечательно хорошо.
Из Персии также идет бирюза, но хорошего качества разве завезет к нам только проезжий богомолец-персиянин, а дрянь, так называемую новую бирюзу, которая скоро превращается в зеленую, у нас продают всюду, и за огромную цену, все восточные и кавказские люди. Лучшая бирюза, опять-таки, идет в Англию, агенты которой там сидят и в местах приисков, и в английском посольстве. Бирюза добывается в местности Ферузабаде. Там глинистая почва, и в ней-то роются шахты и отыскиваются жилы бирюзы, т. е. голубой слой, который и выламывается, а затем шлифуется уже особыми мастерами. Англичане вывозят бирюзу необделанной. Этих шахт в данной местности, видно, была масса, но теперь разрабатывают очень мало, так как правительство не поддерживает эти разработки. Ценится старая и средина жилы, т. е. твердая бирюза; она не зеленеет скоро, бока же и вообще мягкая голубая жила называется новой бирюзой и в Персии ценится дешевле; ее даже штампуют в известные конические формы для продажи европейцам, так называемый «кабошон».
Исфахан. Набойка рисунка на ткань
Из персидских произведений также интересны работы из мозаики, «хатем», из которой они делают всевозможные ящики, столы и кресла, а также разные курильницы, башни для украшения и т. д.; равно хороши и работы из меди с резьбою.
В Персидском заливе, как известно, ловится жемчуг, но он дорог и не совсем бел и мелок.
Производство глазурованной керамики
Живопись у персов сильно страдает. Они вам изобразят на картинке все мельчайшие подробности, все до последнего волоска, но без перспективы и масштаба. Многие восхищаются их живописью как миниатюрной работой пунктиром и маленькими штрихами, но, собственно, в ней, по-моему, нечем восхищаться. Их рисунки напоминают существовавшие лет 300—400 тому назад. Они хороши только в миниатюрных арабесках и красках, которые всегда ярки и мало линючи; у персов разрисовываются акварелью всевозможные ящички, складные зеркала и, главное, «каландуны», т. е. пеналы (необходимая принадлежность всякого грамотея, мирзы). Эти разрисованные вещи они покрывают лаком и продают довольно дорого. Любимыми сюжетами для рисования избираются или охота и война, либо женщины, а равно персы большие охотники до рисунков скабрезного содержания.
Главное место производства клинков из местной стали — это Шираз. Когда-то старые персидские клинки были знамениты; но теперь, с того времени, как персы стали подражать европейским клинкам, они стали гораздо плоше, в них не достает, так сказать, булата, «джну гера», как выражаются персы.
Табачные посадки (Исфахан)
Нельзя обойти молчанием, что в Персии имеется чудный табак для кальянов — это ширазский — и зелье — вино, запрещенное Магометом, самое лучшее гамадонское розовое и белое, в маленьких тоненьких, как бумага, бутылках, а также ширазское. Ими легко одурманиться, чего не замечаешь при питье, — так приятно и легко пьется.
Так как девять десятых жителей Персии безграмотны, то очень понятно, что литература и поэзия очень мало там процветают, хотя персидские выражения очень цветисты. Есть, правда, у важных и богатых ханов обычай — держать, для представительности, поэтов, и такие находятся. Они слагают большею частью хвалебные гимны и песни любви, в которых, кроме лести и диких вкусов, ничего поэтического для европейца невозможно открыть, но по мнению персов, эти произведения — верх совершенства. Ниже приведу несколько образцов персидского красноречия современных поэтов. У старых персидских поэтов, как например, «Заф», вы найдете немало поэтических мест, но они для европейца звучат странно. Как, например, он выражается: «Сердцем они были так же кротки, как голубки минарета; ее душа так же чиста и нежна, как дыхание ангела». В Персии выходит 2—3 газеты, весьма пустые, с лубочными картинками; но так как они мало имеют распространения, то и не могут улучшаться.
Чтобы показать витиеватость и оригинальность персидского красноречия, приведу в переводе сохранившиеся у меня два письма, а затем несколько любопытных, мною собранных, персидских выражений. Письмо гласило следующее. «Друг! Да повеет зефир Божьей благодати на хана, да доставит ему божественный, благодатный источник, вечную свежесть головы и радость. Да блаженствует он вечно в объятиях благоденствия и да идет плечо о плечо с безопасностью. По принесении вам букетоподобных поклонов и почкоподобных комплиментов, докладываю, что я, благодаря Бога, жив и здоров и нет у меня ни болезни, ни отвращения. Раб твоего порога». Не правда ли, красноречиво, хотя смысла мало? Если перс хочет спросить о вашем здоровье, то он говорит: «Авале шума хубе?» «Дамаг шума чаге?», т. е. «Как ваше здоровье?», «Жирен ли ваш нос?»
Когда перс хочет выразить, что он в ожидании и размышлении, то он выражается так: «Я сижу на ковре ожидания и курю кальян размышления». Когда он хочет сказать, что молчит, слушает и восхищается речью, то он скажет: «Я запер мой язык в сундук молчания, повесил ухо на гвоздь внимания и вкушаю сладость речей». Если он желает вам благополучия в жизни, то скажет: «Да не сократится ваша тень, да блаженствуют в ней навеки рабы ваши! Да будет путь ваш усеян розами!» Если же он хочет приобрести вашу протекцию и внимание, то говорит так: «Да будет над Вами тень Аллаха, а Ваша тень да не сойдет с головы моей». Есть еще одно очень оригинальное пожелание молодым людям или приятелям. Но это пожелание я предоставляю перевести знающим персидский язык, так как скромность цензуры не пропустит ее в печати. О красоте женщины перс выражается еще так: «Лицо ее бледно как зимний месяц, зубы белы как перламутр Красного моря, розы Ширази не могут сравниться с ее губами».
Еще несколько фраз. «Да затмит твоя слава свет солнца». «Ваше посещение действует на меня так же освежительно, как капля дождя на высохшее поле». «Голова раба вашего вдруг стала выше вершины Эльбруса от чести и славы и знаменитости, которые вы внесли в его дом». «Соловьи его поют драгоценный кейф на розах радости и наслаждения».
Тоже любопытные фразы. «Море души его закипало от ветра громоносной досады, и волны его гнева катятся со страшным шумом к берегам вашей неверности». «Темному мозгу вашего раба ничего не известно». «Мое сердце иссохло, как бурьян в степи, от зноя солнца глаз ваших, взор которых, еще вчера, кувшином желания почерпал жизнь и счастие в источнике вашей улыбки!» «Ради моего сердца!» «Свет глаз моих!» «Птички рощи моей страсти!» «Он клал поминутно палец удивления в рот».
Приведу еще любопытную выписку из одного письма, посланного, как видно, к падишаху. «Солнце ясное правоверия, искоренитель ереси и неверия, лев ислама, наследник Фергади и Сами» и проч. и проч. «Похвальный обычай осыпать друг друга подарками, будучи надежнейшим основанием дружбы и взаимного доверия между царями, повелевает нам, прежде всего, высыпать на ковер приязни отличнейшие перлы приветствий и все сокровища молитв и комплиментов наших, которые просим принять благосклонно». Единственная цель этого послания есть нижеследующая: «Розан сердца нашего, не поливаемый водою известий об ароматном здоровье достойнейшего друга, иссох совершенно, почему, кланяясь сказанному другу, желаю знать, в каком положении находится вышеупомянутое здоровье, дабы увядшие почки реченного розана могли снова расцвесть во всей красе и привлекать к себе соловьев радости и наслаждения. А как нынче не об чем более писать и дела никакого в виду не имеется, то желаем, чтобы Всевышний Аллах упрочил ваше могущество до дня представления света».
В Тегеране, конечно, имеется и типография, но в ней печатается очень мало новых книг и сочинений, за неимением требований на них от почти поголовно неграмотных персов.
Уличный меняла
Сказав выше о торговле, я, конечно, не могу умолчать и о презренном металле, т. е. деньгах, которые в ходу в Персии. Золота в Персии в обороте очень мало, хотя у них есть золотые монеты: в 10 туманов, стоимостью около 30 рублей, и до двух с половиною крана, т. е. 75 копеек. В обороте монеты большею частию серебряные и медные, бумажек совсем нет. Серебряную и медную (вернее, полубронзовую «пуль-сия», как ее называют) сперва мог лить всякий самостоятельный хан, которые даже на русской медной монете вычеканивали свое имя и пускали в оборот. Но нынешний шах воспретил всем чеканить монету, и теперь серебряную и медную чеканят на монетном дворе, по известному образцу. Этот монетный двор сдан на откуп, на известных условиях, известному хану, который и выпускает деньги, а потому серебро новых монет гораздо плоше старых. Серебряная монета, имеющаяся в обращении, следующей ценности: двухкранники — около шестидесяти копеек, кранники — около 30 коп., панабаты — 15 коп. и пятишайники — около семи с половиною коп. Дальше идет монета медная: пуль-сия, т. е. «черная деньга»; она имеется в пять шай (шай — около двух с половиною коп.), в 2 шая, шай и полшай (пуль). На всех этих современных монетах с одной стороны изображен «ширхуршид» — персидский герб, лев с солнцем, или же портрет шаха, а на другой стороне написана стоимость монеты. Теперь они, конечно, чеканятся правильными кружками, но на базарах еще циркулируют старые краны различных овальных и круглых форм, и купцы их берут охотнее новых, так как в них серебро лучше. На старых монетах персы выбивали, зачастую, свои гербы — кто лошадь, кто оленя, кто птицу, рыбу и т. д. Но нужно добавить, что хотя на базаре они не циркулируют, а все-таки в Персии можно найти массу разнообразных старых монет, начиная с Александра Македонского, со времен Сасанид и т. д. Сами персы их не покупают, так как знают, что все они недавно изготовлены (главное гнездо их выделывания, говорят, г. Харасан), и они сбываются только простакам туристам из Европы, которые, приехав в Персию, непременно разыскивают чего-то старинного и попадаются на удочку азиатов.
В моих записках я старался упомянуть почти обо всем, что я видал в Персии за шесть лет, т.е. о главе государства, о столице, о войске, о торговле и т.д.; в заключение я должен сказать и о наградах, которые даются в Персии, тем более что если бы я писал ей только хвалебный гимн, а не истину, то тоже получил бы за этот мой труд награду, так как все приятное, что пишется где-либо о Персии, переводится и преподносится Его Шахскому Величеству. Награды даются, как было уже сказано выше, больше по протекции, и они состоят из орденов (звезд, имеющих пять степеней) или в пожаловании перстней, золотых шашек, шалей и чинов, даже европейцам, а также из денежных пенсий или, наконец, в наречении имени, которое переходит зачастую и на потомство. Так, например, дается титул или имя «Эмине-Довле», что значит «Меч правительства», или «Джалал-у-Дауле» — «Слава правительства», или «Ифат-у-Дауле» — «Целомудрие правительства», также «Столб государства» или «Око царя» и т. д. Говорят, что награды давались сперва гораздо чаще, но теперь стали скупее на них; однако, несмотря на это, сделаться персидским генералом из телеграфистов, или кондукторов, или водоноса очень легко, а потому почти все европейцы, исключая русских, в Персии непременно — персидские генералы.
Дорога через Кередж (пригород Тегерана). Русская вывеска: «Кереджская застава»
Автор Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-шахе с 1882 по 1888 г. — СПб., 1897. (Мисль-Рустем — псевдоним Меняева, одного из инструкторов Персидской казачьей бригады). Фото А. Севрюгина. Составитель rus-turk. Источник.
Интернет-СМИ «Интересный мир». 28.01.2014
На свои личные деньги мы покупаем фото и видео аппаратуру, всю оргтехнику, оплачиваем хостинг и доступ в Интернет, организуем поездки, ночами мы пишем, обрабатываем фото и видео, верстаем статьи и т.п. Наших личные денег закономерно не хватает.
Если наш труд вам нужен, если вы хотите, чтобы проект «Интересный мир» продолжал существовать, пожалуйста, перечислите необременительную для вас сумму по номеру телефона +79162996163 по СБП на карту Сбербанка: Ширяева Лариса Артёмовна или по другому номеру телефона +79162997405 по СБП на карту Сбербанка: Ширяев Игорь Евгеньевич.
Также вы можете перечислить деньги в кошелек ЮMoney: 410015266707776.
Это отнимет у вас немного времени и денег, а журнал «Интересный мир» выживет и будет радовать вас новыми статьями, фотографиями, роликами.
