Сомали. Диагноз. Часть 1.

Город Босасо на берегу Аденского залива — одна из опорных баз сомалийских пиратов. В местном языке есть слово «калинка» (qalinka), означает «хирург». Так сомалийцы зовут гражданина Украины Владимира Щепетова и его коллег, которые третий год работают по контракту в местной клинике. Недавно к ним отправилась вольная съемочная группа непуганых документалистов во главе с Андреем Молодых. Их фильм будет о том, что любой стране можно поставить диагноз — главное, найти хорошего доктора. Специально для «РР» Андрей написал репортаж — о людях, которых весь мир боится только потому, что не может их понять.

3 мая, Джибути

Джибути — это сосед Сомали, место очередной транзитной пересадки. За нашими переговорами с таможенниками наблюдает молодой белый парень с каким-то бейджиком. Спустя полчаса он оказывается российским консулом, зовут — Олег. «А, так вы за пиратами? — он обреченно вздыхает и пробует шутить: — Я потом за вами туда не поеду, даже не думайте». Мы говорим, что надеемся вернуться сами. Олег обзывает нас экстремалами и приносит еды и воды. Он сам из Томска, в Африке третий год, до Джибути работал в Эфиопии. Я никогда не видел человека, столь страстно желающего вернуться на родину. Мы пугаем его кризисом, он смеется.

Олег сажает нас в свой джип, катает по Джибути, везет купаться в Аденском заливе. На пляже мы болтаем о соблюдении санитарных норм в Африке. Воду не пить, фрукты не есть, стаканы в рот не брать, руки мыть до, после и вместо. Тем временем один из джибутийских парнишек, плескавшихся неподалеку, вылез на камни, повернулся к нам задом и громко нагадил. Волна ласково омыла его темную задницу и понесла дерьмо к нам.

4 мая, Сомали

В городе Харгейсе самолет делает небольшую остановку, минут на двадцать. Сидим на посадочной полосе. Вокруг песок, камни и редкие зонтичные акации. На африканских авиалиниях, как правило, работают либо русские, либо украинские пилоты, поэтому обслуживающий персонал умеет здороваться и материться по-русски. Наш стюард, узнав, что мы из России и направляемся в Босасо, предельно ясно изложил свою точку зрения: «Джибути — зае…сь, Босасо — х…во», после чего сложил палец пистолетом и приставил к виску.

Аэропорт города Босасо — это несколько деревянных будок, гравийная взлетная полоса. Недалеко от нашего самолета носом в песок стоит АН-24, его борта украшает скалящаяся морда снежного барса.

У трапа мы встречаем героя нашего будущего фильма — Володю. Обычный молодой хирург, 35 лет, бывший военный врач, после увольнения из армии работал в Киевском ожоговом центре. В 2007-м ему надоело на родине, и он отправился поправлять свое финансовое положение за границу. Агентство по трудоустройству предложило ему горячую вакансию в Босасо, Владимир сразу же согласился. О том, что эта страна — центр пиратства XXI века, он даже не подозревал.

Владимир Щепетов. Хирург. Qalinka

Рядом с Володей стоит крупный лысый бородатый сомалиец лет 50 — мистер Абдирахман. Он отвечает за наше безопасное пребывание в Босасо. Мистер Абдирахман — двоюродный брат доктора Абдисаляма, хозяина госпиталя, где работает Володя. И мистер, и доктор принадлежат к уважаемому клану Иса. Их покровительство — гарантия нашей безопасности. Как выяснится позже, весьма условная.

Мы погружаемся в джип. Мистер Абдирахман с переднего сиденья льет на нас приветственные речи о том, что Босасо — мирный город, населенный очень дружелюбными людьми. Володя спрашивает его, зачем же тогда нас сопровождают два других джипа с шестью автоматчиками? Абдирахман не задумываясь отвечает: «Среди мирных людей встречаются сумасшедшие, которые могут вам как-нибудь навредить». — «Как-нибудь — это как?» Мистер Абдирахман широко улыбается: «Например, они могут бросить в вас камень».

Мы интересуемся, что произошло с тем АН-24, украшенным снежным барсом. Абдирахман делает вид, что не знает.

— Это чатовоз, — отвечает за него Володя. — Они сюда еженедельно летают. Весь город ждет их, как дождя. Этому не повезло — на посадочной полосе случайно оказался камень или кто-то его туда положил… Это же Африка — причины искать бессмысленно.

— Что такое чатовоз?

— Самолет, на котором привозят чат — это местный наркотик, амфетамин, его еще называют кат или кхат. Такие стебельки с зелеными листиками, связанные в пучок, как петрушка. Действие напоминает пару чашек хорошего крепкого кофе. Здесь вокруг него вся жизнь крутится, его жуют все. Но в Босасо чат не растет, потому что тут вообще ничего не растет. Свежак каждую неделю привозят из Эфиопии.

В Босасо живет 400 с лишним тысяч человек. По единственной заасфальтированной улице мы проезжаем город насквозь минут за 20. Домов выше трех этажей не видим. Где здесь помещаются эти 400 тысяч — непонятно. Сам город напоминает поселок дачного типа, построенный на месте открытых каменоломен. Все в пыли и песке. Сверху беспощадно жарит солнце. Воздух дрожит в нескончаемом ознобе. Этому месту сразу же хочется поставить диагноз. Но для этого у нас есть доктор Володя. Он взахлеб рассказывает обо всем, что мы видим. Он соскучился по белым, по языку, по «нашим».

— Видите вертикальные камни справа? Это кладбище. У них нет надгробий с именами и датами. Просто камень. Если вы туда пойдете, то почувствуете еще и вонь: они своих глубоко не закапывают — слишком тяжелая земля. Но меня больше удивляет, как они своих родственников находят.

Наш кортеж заезжает на территорию отеля «Интернешнл Виллидж». Высокий забор с колючей проволокой, блокпост с автоматчиками, внутри тоже ходят несколько бойцов в длинных юбках — маỳсах. Похоже на элитную тюрьму.

Гостиница состоит из нескольких вилл. Внутри комфортно, кондиционеры работают. У нас на вилле три комнаты и просторная meeting room. В ней-то мы и обсуждаем с мистером Абдирахманом наше ближайшее будущее в Босасо.

Снова общие фразы про мир и дружбу. После того как я несколько раз запнулся, произнося «Абдирахман», он предложил называть его Элэй. Спрашиваю у Володи, что это значит.

— Та ничего. Просто погоняло у него такое. Шут его знает. В принципе, он выказывает тебе таким образом уважение, но ты сильно не обольщайся. В этом городе вероятность исполнения обещаний перед иностранцами — 50 на 50. Если что случится, ответ будет один — иншалла! на все воля божья!

По результатам разговора с Элэем мы сильно напряжены. У нас на руках 2500 долларов, а охрана за 10 дней стоит 3300 плюс гостиница 1500. Мы не рассчитывали, что охрана — это постоянная статья расходов, думали брать ее только по мере необходимости. Сидим, смотрим на счет и хотим домой.

Володя советует не раскрывать перед Абдирахманом карты: время — большой фокусник, как-нибудь выкрутимся. Продолжаем улыбаться и обсуждать организационные вопросы. По спине течет струйка холодного пота.

Договариваемся платить за охрану в конце каждого дня — по факту выполненных работ. Благо хозяин гостиницы доктор Камаль денег вперед не просит. В таком режиме нашего богатства хватит на семь с половиной дней.

— Володь, а что с нами будет, если мы не заплатим?

— Я видел, как они не платили, но чтобы им не платили, я еще ни разу не видел. В крайнем случае будем обороняться у нас в госпитале.

Когда все уехали, Серега, наш звукооператор, взял в руки мобильник и негромко сказал: «Сейчас проверим, сколько у нас друзей». С друзьями проблем не оказалось, деньги в Москве нашлись быстро. Но как переправить их в страну, где нет банкоматов и вестерн-юниона, нужно было еще придумать.

5 мая, мирный город Босасо

В 7 утра к нам стучится Ахмед — повар отеля. Он заносит на большом подносе кофейник и лазанью. Сомалийская кухня наполовину состоит из итальянских блюд: паста, равиоли, лазанья, таглиатели — все это следы продолжительного присутствия итальянцев. В меню находим блюдо под названием «Русский салат». Самый обычный оливье. Ни русские, ни украинцы его никогда не заказывают, потому что гадость страшная.

Ахмед называет себя другом Владимира, он рассказывает, что учился на повара в Йемене, где родился и жил, пока отец-сомалиец не переехал со всей семьей в Босасо. Мама Ахмеда — йеменка, и он с гордостью акцентирует наше внимание на том, что он не сомалиец.

— Это сумасшедший народ. Не стоит им доверять.

Лазанья пропеклась плохо. Зато кофе отличный.

Элэй приехал за нами ровно в 8 утра. Солнце уже поднялось довольно высоко — выстоять на улице дольше получаса невозможно. Едем в госпиталь на сеанс общения с доктором Абдисалямом, двоюродным братом мистера Абдирахмана. На следующий день он уезжает в Лондон — там собирается рожать его жена.

Доктор рассказывает, что свой госпиталь он открыл в 2005 году, на его создание у него ушло год и три месяца. Россия и республики бывшего СССР — один из главных источников дешевых и грамотных специалистов. Есть ли в Босасо бесплатные клиники? Нет.

— Если у человека нет денег, вы ему помощь не окажете?

— В Босасо много людей, которые не могут позволить себе лечение. Как правило, они собирают деньги в течение какого-то времени, либо им помогают родственники.

— А если денег все-таки нет?

— Каждый старается решать свои проблемы в меру своих возможностей. Например, можно расплатиться верблюдами.

— Что вы сделаете, если узнаете, что ваш пациент — пират?

— Для нас он прежде всего клиент и пациент.

— Говорят, в Босасо их много?

— В Босасо пиратов нет. Это мирный город с мирными жителями, — заводит доктор Абдисалям традиционную местную мантру для иностранных журналистов. — Конечно, из-за низкого уровня жизни здесь много криминала, но по улицам Москвы или Нью-Йорка ходить тоже небезопасно.

— Но у нас не надо ходить с автоматчиками, чтобы чувствовать себя спокойно.

— Это временные меры. Лет через 5–10 все будет по-другому.

Одновременно со съемками мы пытаемся решить проблему с переводом денег за охрану и проживание в этом мирном городке. Володя говорит, что это можно сделать через Дубай. Оттуда эмиссар местного банка доставляет их собственноручно. Но таким путем они будут идти недели две, не меньше. А наш бюджет истощится через 7 дней.

Решаем переправить деньги в Джибути Олегу из консульства, попросить, чтобы он уговорил летчиков доставить их сюда в конверте, встретить летчиков в аэропорту под предлогом съемок самолета, идущего на посадку, а там упасть в ноги летчикам и благодарить их до конца жизни. Такой план.

А пока мы сидим в жилой комнате доктора Сергея (травматолог) с доктором Владимиром (наш герой, хирург) и доктором Николаем Ивановичем (лор), отмечаем нашу встречу бутылкой виски, вином и жареной рыбой-меч.

Травматологу Сергею уже за пятьдесят, он очень хороший рассказчик, поэтому представляет всех краткими резюме.

— У меня это второй заход после Ливии, у Владимира Витальевича первый, а Николай Иванович уже со счета сбился — он лет 25 в бегах зарубежных. С Юго-Восточной Азии начинал при Советском Союзе, во Вьетнаме был — в общем, надо будет его подпоить и разговорить, не пожалеете.

И он аккуратно подпаивает коллегу, не забывая о себе.

— Откуда алкоголь в мусульманской стране?

— Из Эфиопии. Летчики привозят вино в бутылках, которые им потом надо вернуть. В этой стране их никто не производит, поэтому во время каждой покупки надо сдавать тару.

Доктора живут на третьем этаже госпиталя, у них на четверых три комнаты и общая кухня. В одной живет гинеколог Оксана, в двух других — мужчины. За окном видно здание, обнесенное двойным забором. На пыльном дворе стоят джипы с символикой ООН.

— Здесь это не самая популярная организация, — объясняет Владимир. — Их смертники недавно взрывали. Как шарахнуло, я думал, окна вылетят. После этого всю центральную улицу укрепили, блокпосты поставили, ровно неделю на них посидели часовые, а потом все снова расслабились.

В пять часов начинает садиться солнце и немного спадает жара. Мы стоим на крыше госпиталя — это своего рода прогулочная площадка. Жизнь этих людей в Босасо — обычный домашний арест.

В полшестого мистер Абдирахман звонит и напоминает, что пора домой. Оператор Костя упирается: ему нужен закат. Оксана говорит, что это бесполезно. В шесть начинается главная молитва, и если охранники на нее не успеют, то не попадут в рай. А те, из-за кого они не попадут в рай, станут им врагами. Мы быстро собираем вещи. Слышно крик муэдзина.

«Интернешнл Виллидж». После вечерней молитвы сидим напротив мистера Абдирахмана и пытаемся ему объяснить, что два дня мы будем обрабатывать материал, поэтому машины с охраной в эти дни нам не нужны. Это, конечно, липа, но мы любой ценой пытаемся сократить сумму выставленного нам счета. Элэй говорит, что поговорит с шефом и постарается решить вопрос. Тоже липа.

Учитывая, что Олег из Джибути согласился на нашу авантюру с передачей денег, день заканчивается неплохо.

6 мая, рынок, первая операция

7 утра. На столе яичница и кофейник. Как можно глазунью приготовить невкусно — это тайна Ахмеда. Зато кофе, как обычно, на высоте.

Мистер Абдирахман сообщает, что за машины придется платить, даже если мы их не используем. За ночь он придумал отмазку: транспорт ведь может перекупить кто-нибудь другой, и тогда наши съемки сорвутся. А для него очень важно, чтобы мы сняли фильм о мирной жизни в Босасо. Мы устаем спорить. Молча смотрим в окна.

Скорость движения машины по городу не превышает 20 км/ч. Дороги ухабистые, улочки узкие. Если первому и последнему джипам закрыть дорогу грузовиками, то мы окажемся в ловушке. Именно так в Босасо недавно похитили то ли немецких, то ли английских журналистов: наивные ребята просто решили поменять охрану в последний день.

Рыбный рынок. Сюда доктора ездят в свой выходной, по пятницам, за дарами моря. Местные рыбаки — те самые парни, про которых СМИ всего мира возмущенно говорят, что у берега они рыбаки, а в море пираты, — сидят на бортах длинных продолговатых лодок и болтают ногами. Вокруг потрошителей рыбы собираются покупатели и рои мух. Первые прицениваются к свежим кускам, вторые на них присаживаются. Целиком никто не берет: холодильники здесь роскошь. Покупка совершается на глаз — весов нет совсем. Также никто не пересчитывает толстые котлеты пунтлендских шиллингов: пачка толщиной в два пальца равна одному доллару. То, что половина этой пачки может быть фальшивой, просто отпечатанной на принтере, никого не беспокоит. Зато к долларам относятся с пиететом. Но принимают только банкноты нового образца, старую вежливо просят заменить.

Однажды украинские врачи пришли сюда за покупками. Рыбы было очень мало — ни обычных скатов, ни акул, ни мечей. Зато на берегу лежала огромная морская черепаха. Рыбаки сидели на ее панцире и не знали, что с ней делать. Володя спросил, сколько стоит. 10 долларов. Доктора заплатили и, как старый автомобиль, затолкали зверя в море. Там черепаха ожила, махнула ластами и скрылась. Рыбаки тут же поставили врачам диагноз: психи.

Звонит Владимир: «Ребят, вы же хотели посмотреть операцию? Приезжайте».

Украинские хирурги оперируют сомалийскую девочку. На заднем плане медбрат Мухаммед по кличке Муха.

Лампа, операционный стол, два окна, к стеклу прилеплен рентгеновский снимок. На столе лежит девочка лет 10. Она плачет и молится. Костя показывает ей фокус с исчезновением пальца. На секунду она замолкает, потом снова начинает плакать. Рядом стоят медбрат Мухаммед (Муха) и медсестра Саида в белом хиджабе. Оба молятся.

В операционную входит доктор Сергей — это его пациентка. Владимир ему ассистирует. Операция простая: у девочки был перелом бедра, доктор Сергей установил ей стальную пластину, чтобы кость срослась, — теперь надо ее снять. Анестезия уже подействовала, девочка спит.

Мухаммед дезинфицирует участок будущего надреза. Как человек непьющий, он спирта не жалеет.

— Хизмия, — говорит Владимир и поясняет: — По-арабски это значит «с богом, пора!».

— Как эта девочка получила перелом?

— Я еще не настолько знаю язык, да лучше и не спрашивать. То, что обычно отвечают на этот вопрос, всегда неправда.

— Почему?

— Никто не хочет иметь дело с полицией.

— С какими травмами вы здесь чаще всего сталкиваетесь?

— Автомобильных увечий мало, потому что дороги здесь ни к черту и скорости маленькие. В основном или с гор падают, или стреляют друг друга, или режут.

— Здесь каждый мужчина имеет оружие, — продолжает разговор Сергей. — ТТ пятьдесят лохматого года или ПМ венгерский. Или нож. Видели табличку у входа в госпиталь «No Guns»? Любые конфликты здесь приводят к травмам двух типов: огнестрелы и ножевые.

— Ножевые характерны для женщин, — подхватывает Володя. — Они когда между собой дерутся, у них ножи в ходу. А еще любят камушки бросать. Винтовочных ранений много, пистолетных, автоматных. Есть у них здесь и крупнокалиберные пулеметы, но такие раненые не поступают — видимо, уже нечего везти.

Операция закончилась. Девочку перекладывают на каталку для транспортировки в палату.

— Как прошла операция?

— Как прошла? Началась и закончилась.

7 мая, госпиталь

Утро началось паршиво. Позвонил Олег и сказал, что сегодня рейс до Босасо отменен. Следующий только в понедельник.

В понедельник у нас будет ровно 6 долларов.

Ахмед расставляет чашки и жалуется на нашу охрану: «Они только что взяли по бутылке воды и сказали записать на ваш счет. По-моему, это очень нечестно».

Бутылка стоит доллар. У нас шесть охранников. Итого: в понедельник мы на нуле.

— Забей, Ахмед.

— Что?

— Не обращай внимания. Иншалла!

Ахмед понимающе кивает и обнажает белый ряд зубов.

Появляется мистер Абдирахман. Он напоминает нам, что охрана работает с 8 до 17.30 плюс сиеста с 12.00 до 16.00. Мы даже не спорим. Вариантов все равно нет. Да и толку от этой охраны мало: если на нас всерьез нападут, то все эти SPU (special protect unit), скорее всего, разбегутся. С другой стороны, они хотя бы разгоняют толпы зевак, которые нас окружают, как только мы выходим из машины.

Владимир с Оксаной приглашают нас на обед в ресторанчик «Камбала», который находится в двух минутах ходьбы от госпиталя, как раз напротив местного Министерства обороны. Недавно это министерство взрывали смертники — за то, что те провернули какую-то операцию против пиратов.

Внутри «Камбалы» стены разукрашены гастрономическими натюрмортами: жареная рыба, арбузы, манго, рис, паста, омар. В Босасо вообще оригинальный подход к рекламе: вместо билбордов используется вся поверхность здания, рисунок наносится краской, слоганов нет, зато товар всегда изображается до мельчайших подробностей — наверное, из-за неграмотности населения. Например, на автосервисе будут старательно изображены автомобильные свечи, мосты, тормозные колодки и т. д. Огромные шприцы с вытекающими из иглы каплями лекарства — это аптека. Дома, на которых изображены детские ножки с красным пятном в паховой области, предлагают услуги по обрезанию. Все рисунки выполнены яркими красками в едином лубочном стиле. Каждый рисунок подписан автором. У нас эта живопись легко сошла бы за масштабный арт-проект.

— Раньше в «Камбале» был другой хозяин, — рассказывает доктор Володя. — Но у него случилась трагедия: сына подстрелили местные полицейские. Он нарушил виртуальные границы какого-то владения. Полицейский снял автомат и дал очередь по кабине. Я его подлечил, но ему надо было ехать восстанавливаться к нейрохирургу в Эфиопию. Вот хозяин и продал «Камбалу».

Маленькие упитанные мальчуганы — дети нового хозяина — серьезно поясняют нам, что на них объективы наводить нельзя. На самом деле им приятно внимание фотографа, но они будут полчаса ломаться, а потом сами предложат их сфотографировать — за три дня мы уже выучили эту манеру поведения. Здесь все умеют отказать, сказав «да», и точно так же соглашаются на что-то, для начала отказавшись. Сразу ничего не решается.

Гинеколог Оксана — единственная белая женщина в Босасо. Она не носит хиджаб и на пляже, по пятницам, загорает в купальнике. По местным меркам это сексуальный терроризм и злостное нарушение законов.

— Когда я приехала, мне настойчиво предлагали хиджаб, — рассказывает отважная женщина. — Говорили: «Это же очень красиво! У нас это большой респект!» Но я мягко объяснила им, что для мусульман это, может, и безумно красиво, только я — христианка и традиционные исламские одежды в силу своих убеждений носить не могу. Пока меня терпят.

Оксана еще и единственная белая женщина во всем мире, которая судится с сомалийской системой здравоохранения. Дело в том, что на предыдущем месте работы — второй госпиталь Босасо — ей не выплатили оговоренных в контракте денег. Обращаться в суд в стране, где нет ни единой государственности, ни общей законодательной системы, — это нонсенс. Кроме того, женщина в Сомали не может сама представлять свои интересы в суде. Но Оксана нашла людей, которые согласились судиться за нее, и решила бороться. Первый процесс она уже проиграла и теперь ожидает кассационного рассмотрения. И хотя исход дела предрешен, врожденное чувство справедливости не дает женщине успокоиться.

Едим рыбу, разговариваем о взаимоотношениях между мужчинами и женщинами, запиваем все это соком манго.

— Володь, а с тобой местные тетки кокетничают?

— О! Я за него расскажу! — не по-мусульмански перебивает доктора Оксана. — Девушка тут была одна, очень интересная. Она ко мне пришла — якобы на прием. Я ей: «Что у тебя болит?» — «Ничего не болит, я хочу познакомиться с твоим братом. Ну который там внизу сидит. Очень он мне нравится». Спросила, женат Володя или нет. Я была в шоке. Все местные уверяют, что сомалийские девушки очень скромные и стыдливые, о своих желаниях не говорят. А тут все желания были налицо.

— Маленькая деталь, — наконец-то ухитряется вставить слово Володя, — у нее были бакенбарды и вес на 10 кг больше моего.

Приносят огромные порции риса с рыбой.

— Мы не отравимся?

Доктора смеются и принимаются за еду: «Иншалла!»

Автор: Андрей Молодых. Журнал «Русский репортер» №23 (102), 16 июня 2009
Фото: Константин Пальянов для «РР»
По материалам Источника

Интернет СМИ «Интересный мир».13.10.2012