В подмосковном городе Долгопрудный в обычной маленькой квартирке на первом этаже живет необычный человек – православный психиатр Евгения Павловна Волосова. Мы воспользовались давним знакомством и взяли у нее интервью.
«Интересный мир»:
— Евгения Павловна, а как вы стали не просто психиатром, а православным психиатром? Времена-то были советские…
Евгения Павловна Волосова:
— Первый раз в своей жизни я начала повторять «Господи помоги!» еще во времена своего студенчества, когда работала фельдшером на станции метро «Сокольники». А к кому еще мне было тогда обращаться?! Весна, я стою на коленях на перроне, на руках умирает человек, мобильных телефонов нет, знаний не хватает, а мимо бегут молодые строители коммунизма и щиплют меня за всякие места. Вокруг толпы людей, а я одна – студентка, будущий врач. И человек на руках уходит…
После окончания института я попала в Областную Психиатрическую больницу имени Яковенко в отделение для беспокойных больных. По образованию детский врач-педиатр, молоденькая девушка в коротком платье, мечтающая о «большой» психиатрии. Мечта сбылась. И пришла ответственность. А знаний не хватает. Надо учиться на ходу. А я боюсь, что меня выкинут из психиатрии. И учусь, учусь, учусь… А вокруг больные отделения для беспокойных. И фраза «Господи помоги!» является в этих условиях вполне естественной.
«И.М.»:
— Но ведь слова «Господи помоги!» — это еще не вера, не так ли?
Е.П. Волосова:
— Конечно! Истинная вера воспитывается. Тогда не принято было говорить об этом впрямую, но мне постоянно говорилось старшими психиатрами, что всё, что мы делаем здесь, в этой больнице, в этом кабинете, — мы за всё ответим! Моя заведующая и наставница Наталья Николаевна Шрейдер мне тоже об этом постоянно повторяла. Медицина вообще, а психиатрия в частности очень располагает к вере. Гигантская ответственность и одновременно ограниченность человеческих, врачебных возможностей очень к этому располагают. Нас тогда там было шесть человек молодых психиатров, вчерашних студентов. И нам всем старшие коллеги-психиатры тогда говорили, что мы за все в ответе. И вот сейчас спустя много лет мы все шестеро верующие люди.
«И.М.»:
— Вы хотите сказать, что старшие врачи воспитывали в вас веру?
Е.П. Волосова:
— Да, меня так воспитывали. Не только меня, нас всех тогдашних молодых врачей. Старшие воспитывали младших и объясняли нам, как надо жить в медицине. Слово Бог не произносилось, вера не афишировалась, но дух Божественного христианского служения прекрасно воспитывался без этих слов потому, что это объяснялось не словами, а показывалось на личном примере. Мне моя заведующая никогда не читала нотаций. Она мне показывала, как мама-утка во время импринтинга – вот делай, как я… Мне потом слово Бог было очень легко произнести потому, что мы старались жить по-божески. Мне потом слова молитвы в церкви было очень легко произнести потому, что я их про себя много раз повторяла. Только раньше я точных формулировок не знала. Но ведь не в этом суть.
«И.М.»:
— А пример можете привести? Как вас реально учили на собственном примере?
Е.П. Волосова:
— Морозный январский день. Двадцать градусов мороза. Мы молодые психиатры сидим с заведующей в кабинете в центре Москвы и готовим бумаги больных к переводу в нашу областную больницу имени Яковенко. Больные ждут за дверью рядом в коридоре. Вдруг одна больная начинает кричать: «Ой-ой-ой, кусает меня комарами!» Зима, мороз за окном. Какие комары?! Мы все молодые сидим и пишем в истории болезни «бред внешнего воздействия, синдром Кандинского-Клерамбо» и т.п., а больная голосит: «Ой-ой-ой, комарами меня кусает!» Одна заведующая одевает свой ватничек (она после войны зимой кроме ватника никакой другой верхней одежды не признавала) и спокойно идет туда к больной и дальше куда-то. Возвращается и говорит: «Безобразие, огромная щель в полу, из подвала комары летят, совсем больных закусали!» Вот так нас учили.
«И.М.»:
— Вот это да! Убедительно!
Е.П. Волосова:
— А потом заведующая спокойно объясняет нам: «Всегда надо не полениться, встать, пойти и посмотреть, что с больным. И не всегда надо доверять бумагам. В жизни всякие чудеса бывают». Я с тех пор это на всю жизнь запомнила. В жизни может быть всё! Надо смотреть больного, надо внимательно его слушать. Если у больного психиатрический диагноз, это вовсе не означает, что он говорит чушь. Наши представления и убеждения надо проверять и корректировать реальной жизнью.
«И.М.»:
— А еще чему учили?
Е.П. Волосова:
— Да много чему! Учили комплексному подходу к человеку. У нас ведь в последнее время в медицине доминирует узкая специализация. Психически больной может от банального аппендицита умереть, т.к. психиатр своей психиатрической темой занимался, а аппендицит не заметил. А нас тогда учили: рубашку с больного сними, сердце и легкие послушай, живот руками прощупай, пульс померяй, глаза посмотри. Обязательно рано или поздно наступит момент, когда это спасет кому-нибудь жизнь, а тебя спасет от ответственности за врачебную ошибку.
Поэтому раньше при психиатрических клиниках были очень сильные лечебные отделения. Там больному могли и операцию сделать, и хроническое заболевание полечить. Больница ведь для многих тяжелых больных была спасением. В обычном довольно жестоком мире нормальных людей психбольные часто не выживали, особенно в низких социальных слоях населения. Поэтому, когда говорят, что в Советском Союзе была исключительно безнравственная карательная психиатрия, я-то изнутри знаю, что это неправда. Это сейчас нужно так представлять. Но в массе была совсем другая психиатрия – та, о которой я сейчас рассказываю. Я ведь работала, в общем-то, в обычной областной психиатрической больнице, пусть и в очень хорошей.
«И.М.»:
— Нейролептиков ведь тогда не было? Чем лечили?
Е.П. Волосова:
— Нейролептики появились уже на моем веку. Физиопроцедурами лечили, когда больной успокаивался. А так лечили обертыванием, микстурой Краснушкина, снотворными, люминалом, наркотиками…
«И.М.»:
— А наркотики причем тут?
Е.П. Волосова:
— Капли кокаина употреблялись в очень маленькой концентрации, когда у больного судорожные припадки. А вообще при такой ограниченности эффективных фармакологических средств в то время от врача-психиатра требовалось очень много всего, но больше всего любви, внимательности, служения и ответственности. Лекарств-то современных не было. Ничего не было. Было понимание, что надо лечить. Лечить даже психиатрических больных потому, что любое творение Бога – это ценность.
«И.М.»:
— Евгения Павловна, при всем огромном к вам уважении… Вот слушаем мы вас и понимаем, что не складывается как-то в голове единая картина. Но ведь реально была же психиатрия по политическим мотивам, карательная психиатрия. Но ведь было же! Как это сочетается с вашими рассказами?
Е.П. Волосова:
— Политическая психиатрия была всегда. Она и при царе была, и при Советах была. Если есть политическая власть – будет и политическая психиатрия. Это слишком удобный и трудно контролируемый инструмент, чтобы власть им не пользовалась. Но поймите простую вещь: политическая психиатрия занимала крошечное пространство. А нас сейчас пытаются убедить, что была исключительно политическая и карательная психиатрия. Это вранье! Все это мне знакомо. Раньше нас пытались уверить, что нет Бога, и обманутые люди верили. А теперь нас пытаются уверить, что была исключительно политическая и карательная психиатрия, и обманутые люди верят. А это вранье! Власть вообще врет. Вранье – это неотъемлемое свойство любой политической власти!
«И.М.»:
— А врачей-психиатров боятся? Общественное мнение ведь сформировано определенным образом.
Е.П. Волосова:
— И боятся, и не доверяют, и ругают, и ненавидят. У нас 21-ый век на дворе, а в стране дикость. Все это результат непростых времен и социальных перемен в последние десятилетия. Ну, ничего… И это переживем. Плохо, когда больной в силу почти средневековых страхов и предрассудков остается без квалифицированной помощи. Это не только страха психиатра касается. У нас вообще люди трагически запуганы и несвободны духом. Все вот эти страшилки о врачах-извергах они часто против больного работают.
Прихожу я тут на консилиум. Осматриваем молодую женщину. Она аспирантка, вот-вот защищаться будет, ну, умный же человек. При ней мама, папа, жених, вокруг собрались профессор и куча врачей. Женщина упала и сломала ногу. Перелом сложный. Нужно сделать обезболивающий укол, рентген, сложить перелом. Без обезболивающего укола нельзя, у нее может болевой шок случиться. А она не дает сделать обезболивающий укол, она орет, как будто ее уже режут: «Вы меня сейчас усыпите, как собаку, и разберете меня на органы!» У нее отек на ноге прогрессивно нарастает, а при отеке возможность хорошо сложить кости уменьшается, а она орет и никого к себе не подпускает. Драгоценное время уходит, ее никто не может уговорить, ну и вызывают меня, как психиатра.
«И.М.»:
— Это патологический аффект?
Е.П. Волосова:
— Острый психоз спровоцированный сильнейшим стрессом. И еще это результат воздействия СМИ. Человек верит тому, что ему говорят. Верили раньше, что Бога нет, а теперь верят, что врачи разберут на органы.
«И.М.»:
— И как справились с данным конкретным случаем?
Е.П. Волосова:
— Обычно справились. Если данный человек управляем исключительно страхом, значит страхом и спасать его будем. Сказали ей: «Так, все отсюда быстро ушли, а ты лежи СОВСЕМ ОДНА и БОЙСЯ!» Это оказалось для нее еще страшнее, чем страх быть разобранной на органы. Согласилась на укол. Но ведь это же дикость! Средние века!
Ведь врачей сейчас не ругает только ленивый. Психиатров не ругает только совсем ленивый. А врачу нужно работать, и чтобы ему не мешали. Больной отравлен физической болью и страхом. Он мало знает о своей болезни. А родственники отравлены душевной болью за больного и тоже страхом. И тоже мало разбираются в медицине. Принимать решение нужно врачу. И отвечать за свое решение нужно врачу. По моему мнению, вся эта демократическая медицина – это издевательство над больным. Ну, не может и не должен больной принимать решение, как его нужно лечить. Как можно не будучи врачом в состоянии болезни, испытывая боль и страх, принимать решение касательно своего лечения, т.е. в той области, где ты мало понимаешь?! Так что демократическая медицина – это неправильно. Медицина должна быть патронажем, а не демократией. Раздувать в общественном сознании образ плохого врача – это неправильно. Это означает, что хорошие врачи не смогут помочь тысячам больных из-за страхов, предрассудков и предубежденности этих самых больных и их родственников.
«И.М.»:
— А что делать, если врач сделал нечаянную или намеренную ошибку? Врач вообще отвечает за свои действия? Или свои братья-сестры-коллеги всегда покроют любые «грешки» своего коллеги?
Е.П. Волосова:
— Да семь шкур с нас снимали! Но это не должно парализовать помощь людям! И потом мы же воспитывались на военной медицине. Нас учили и воспитывали Врачи с большой буквы. И требовали они очень жестко, хотя и в уже в мирный период, но по законам военного времени. А сейчас у нас самый главный медицинский руководитель элементарной терминологии не знает. Потому что не профессионал. А не профессионалы – они не рождаются, они размножаются, как бактерии делением и увеличивают свою численность в геометрической прогрессии. Это настоящая беда. Вот о чем думать надо, а не об «охоте на ведьм» в лице простых врачей.
А простой врач в период дикого капитализма находится в отчаянном положении. Он и лечить должен, и денег для начальства заработать. А с позиции зарабатывания денег, правильно организовать лечебный процесс и реально вылечить больного – это не всегда выгодно. А простому врачу начальник говорит: «Не нравится – увольняйся! Другого возьмем!» У нас есть понятие врачи-гастарбайтеры. Они, может, тоже хорошие ребята, но они не знают специфики нашей работы и поставлены в более жесткие условия. Их легче согнуть. Они с большей вероятностью будут молчать. Не будут требовать правильного лечения и нужных лекарств для больных.
«И.М.»:
— А что приезжие врачи менее компетентны?
Е.П. Волосова:
— Нет, они вполне компетентны. Но повторюсь, в силу их социального положения, их легче гнуть. И еще они часто не готовы к специфике нашей работы. В той же Первой Градской больнице, например, где я работаю с 1968-го года, там же постоянный «девятый вал» больных. Круглосуточно. Огромное количество людей. У приезжих и своих проблем хватает, а тут еще непривычные нервные перегрузки. Они не выдерживают. Они пока адаптируются годы проходят. По моим наблюдениям, от 5 до 10 лет. Это если его духовно не согнули, чтобы он исключительно деньги для начальника зарабатывал.
«И.М.»:
— Что, всё так плохо?
Е.П. Волосова:
— Нет, не всё плохо. У человека всегда есть возможность остаться человеком. И вера в Бога в этом очень помогает.
С православным психиатром Е.П. Волосовой беседовали психологи и журналисты Игорь и Лариса Ширяевы.
Владельцы и создатели сайта интернет-СМИ «Интересный мир» — психологи и журналисты Игорь и Лариса Ширяевы. Интернет-СМИ «Интересный мир» — это информационно-аналитическое интеллектуальное издание, которое рассказывает читателям обо всём интересном в мире. Здесь же на страницах нашего сайта «Интересный мир» мы рассказываем о нашей деятельности в психологии. Наш профессиональный сайт по психологии: «Успешные мозги».
Интернет-СМИ «Интересный мир». 16.04.2012
На свои личные деньги мы покупаем фото и видео аппаратуру, всю оргтехнику, оплачиваем хостинг и доступ в Интернет, организуем поездки, ночами мы пишем, обрабатываем фото и видео, верстаем статьи и т.п. Наших личные денег закономерно не хватает.
Если наш труд вам нужен, если вы хотите, чтобы проект «Интересный мир» продолжал существовать, пожалуйста, перечислите необременительную для вас сумму по номеру телефона +79162996163 по СБП на карту Сбербанка: Ширяева Лариса Артёмовна или по другому номеру телефона +79162997405 по СБП на карту Сбербанка: Ширяев Игорь Евгеньевич.
Также вы можете перечислить деньги в кошелек ЮMoney: 410015266707776.
Это отнимет у вас немного времени и денег, а журнал «Интересный мир» выживет и будет радовать вас новыми статьями, фотографиями, роликами.
