Широкая и спокойная река Апуре неспешно несет буровато-коричневые мутные воды с запада на восток, в Ориноко. Зарождаясь в горной цепи Анд на высоте почти четырех тысяч метров, в среднем и нижнем течении она протекает через жаркие бескрайние равнины. Плоские, словно лист бумаги, и почти лишенные лесов. Лос-Льянос — как называют эти земли в Венесуэле. Или Льянос-Ориноко — термин, встречающийся в географической литературе. Еще короче — льяносы. Земли малолюдные: редкие города связаны между собой не слишком оживленными дорогами, на которые нанизаны городки поменьше, поселки и поселочки, разделенные многими километрами. А все, что находится по сторонам от дорог, — это земли, отданные во владение стадам горбатых коров-зебу.
Сухое академическое определение льяносов из справочника по географии дает весьма смутное понимание и даже способно ввести в некоторое заблуждение.
Льянос-Ориноко — природная область на северо-востоке Южной Америки (в Колумбии и Венесуэле), расположенная по левобережью реки Ориноко, между Андами, Гвианским плоскогорьем и рекой Гуавьяре. Протяженность с юго-запада на северо-восток составляет более 1200 км, ширина — до 450 км. Для Льянос-Ориноко характерны полого наклонные равнины, сложенные речными наносами, высота которых не превышает 200 м. Дренируется притоками Ориноко, которая протекает по юго-восточной окраине. Климат в районе субэкваториальный, жаркий, с четко выраженной сменой влажного и сухого сезонов. Количество осадков — от 1000 до 1600 мм в год. Преобладает саванная растительность, вдоль рек — галерейные леса. В дельте Ориноко обширные болота. Венесуэльская часть подразделяется на Высокие Льяносы и Низкие Льяносы. Высокие Льяносы — это предгорная полоса высотой 100—200 м, прорезанная реками и покрытая саванными листопадными лесами. К Высоким Льяносам можно отнести район Месас на северо-востоке. Льяносы, расположенные к востоку от реки Манапире — глубоко расчлененные столовые плато высотой 200—500 м с кустарниковой сухой саванной. Низкие Льяносы представлены низменностью между Высокими Льяносами и рекой Ориноко. Этот район покрыт высокотравной саванной и в дождливый сезон местами затопляется. Льянос-Ориноко — животноводческий район, здесь разводят крупный рогатый скот. Вблизи гор — поливное земледелие (возделываются рис, хлопчатник, кунжут, кукуруза…).
К своему стыду, пока собственными глазами я не увидел Низкие Льяносы между Апуре на севере и Ориноко на юге, воображал бескрайнюю, почти лишенную деревьев плоскую и унылую равнину. Вроде степного пастбища со стадами коров. В зависимости от сезона она представлялась или соломенного цвета — в засуху, или зеленой, покрытой сочными травами — в сезон дождей.
ИНТЕРЕСНЫЕ СТАТЬИ
Попадавшиеся на глаза картинки лишь подтверждали мои ожидания: «поля да поля» с понатыканными там и здесь фигурками коров. Кое-где в мутной воде или на глинистых берегах принимали солнечные ванны очковые кайманы (Caiman crocodilus). Были еще люди с полуживыми анакондами (Eunectes murinus) в руках да зубастые пираньи размером с ладошку, болтавшиеся на крючке. Птицы… Поэтому я несколько лет скептически относился к восторгам тех, к чьему мнению обыкновенно склонен прислушиваться. «Тебе надо обязательно посмотреть льяносы, — почти два года твердил мне приятель, пожалуй, один из лучших полевых орнитологов в Венесуэле. — Это потрясающий регион. Здесь, в Южной Америке, есть еще всего два места, где ты увидишь столько птиц и зверья. Первое — болота Гран-Пантанал в Бразилии и Боливии. Второе — Эстерос-де-Ибера на севере Аргентины». «Будет время, съезжу», — без энтузиазма отвечал я. «Как соберешься, поезжай в “Эль-Седраль”. Я там шесть лет провел. Поверь, места лучше ты не найдешь. Это уже в штате Апуре, но лучше добираться из города Баринас, чуть меньше 250 км на машине». — «Хорошо, Лебски (так звали друга), обязательно доберусь туда, но позже…»
В итоге я все же оказался в льяносах. И…
Я был готов возвращаться туда снова и снова. Чтобы вновь увидеть мириады красочных голосистых птиц, обманчиво вялых кайманов и оливковых, испещренных круглыми черными пятнами водяных удавов. Чтобы посоревноваться в упрямстве с лохматым гигантским муравьедом (Myrmecophaga tridactyla), забравшимся под колючий куст и не желающим выбираться оттуда наперекор моему желанию. Чтобы увидеть, как в предзакатные часы пресноводные дельфины-инии, или тонина (Inia geoffrensis) пускают круги на неподвижной водной поверхности стариц. Чтобы за час наловить полное ведро прожорливых краснобрюхих пираний, а потом пожарить их на сковороде, панировав сухарями или мукой… Таких «чтобы» я мог бы перечислять еще очень долго.
Пока едешь с северо-запада на юго-восток, по направлению к Ориноко, равнины эти вовсе не похожи на классическую саванну. Повсюду зеленеют густые рощи и перелески из высоких, часто раскидистых деревьев, в равной степени делящие пространство с открытыми травянистыми участками. Полумрак и живительная густая тень этих лесочков, называемых тут матас, манят и дарят покой в жаркие дневные часы. Они похожи на миниатюрные джунгли. На ветвях и стволах поселились растения-эпифиты, лианы карабкаются вверх и вьются. И самое неожиданное для человека, впервые оказавшегося в льяносах: заросли деревьев не только жмутся к руслам рек и речушек — к воде, но раскиданы повсюду. Издали кажется, что они образуют сплошную стену леса. Но чем ближе к наблюдателю, тем более разреженную и фрагментарную. Это льяносы штата Баринас.
Такая картина сопровождает путешественника, двигающегося со стороны Анд, до самой реки Апуре. Шириной до полукилометра, спокойной и в меру извилистой, с многочисленными песчаными отмелями, раскинувшимися посреди рыжевато-коричневых вод. Но когда переправляешься на южный берег могучей реки, уже примелькавшийся пейзаж очень скоро сменяется новым. Лесочки и куртины сначала сжимаются, редеют, а затем и вовсе исчезают, уступая место плоским-плоским — до самого горизонта — травянистым равнинам с редкими одинокими деревцами; на некоторых из них заметны странные громоздкие сооружения, прилепившиеся на концах тонких ветвей и оттягивающие их вниз своей тяжестью. Это необычные гнезда маленькой буровато-серой невзрачной птички, гуайти по-местному, или кустарниковой мягкохвостки вида Phacellodomus inornatus из семейства печниковых (Furnariidae). Постройки, искусно сооруженные из толстых сучков и коротких сухих веток, достигают в длину полуметра и являют собой неотъемлемую часть ландшафта.
Дорога бежит по высокой искусственной насыпи, а по обе стороны от нее уже поблескивает вода. Ею заполнены канавы, оставшиеся со времени отсыпки шоссе, пруды-водопои для скота, болота и низины. Она собирается в сверкающие на солнце озерца или прячется под зеленым ковром водных гиацинтов. Они же — эйхория лазоревая (Eichornia azurea). Само растение в льяносах называют бора, а плавучие ковры — боралес.
В полусотне метров от дороги, параллельно ей километр за километром тянутся деревянные столбики с натянутой в несколько рядов тонкой проволокой. Временами в этой едва приметной изгороди глаз выхватывает распашные створки деревянных ворот, к которым с шоссе ведет пыльный съезд. Проселок убегает за ворота куда-то вдаль. И где-то там, часто в пяти-шести километрах, стоят несколько домиков и загоны для скота. Там живут льянерос, то есть пастухи, присматривающие за хозяйством и за стадами белых сухощавых коров, а иногда и угольно-черных чуть более упитанных рогатых буйволов (коровы местные в основном безроги). Часто словом льянерос венесуэльцы называют вообще всех жителей льяносов.
За два с лишним последних столетия бескрайние равнины были размежеваны на огромные частные поместья — ато, как их называют в Венесуэле, размеры которых и по сей день достигают многих десятков тысяч гектаров. И поскольку земли эти малопригодны для выращивания чего-либо, то единственным вариантом хоть как-то использовать их с выгодой для владельцев стало разведение крупного рогатого скота на мясо.
В глухих, отдаленных от городов районах льяносов присутствие коров мало сказалось на диком животном мире. Численность стад относительно размеров территорий всегда была довольно невысокой. Пасутся они в полудиком состоянии, а пастухи верхом на лошадях лишь время от времени сгоняют их, чтобы заклеймить, сделать вакцинацию, на забой… чтобы перегнать на свежее пастбище или на незатопляемые паводком возвышенности в сезон дождей. Людей же на просторах льяносов во много раз меньше, чем коров, и сильно подорвать численность диких животных они не смогли.
Климат этих равнин своеобразен. Год тут строго, без оговорок и условностей делится на два сезона: влажный и сухой. То есть на «зиму» и «лето».
Когда в начале мая начинаются дожди, продолжающиеся до конца октября-ноября, в льяносы вместе с большой водой приходит «зима». Разбухшая от дождей Апуре выходит из берегов и на десятки километров затапливает все вокруг — особенно по низкому правому, южному берегу, оставляя сухими лишь возвышенности. Половодье поглощает соседние, не столь крупные речки, и местность больше чем на полгода превращается в одно сплошное озеро или болото, передвигаться по которому можно лишь верхом на лошадях, на небольших лодках или по редким дорогам и проселкам, проложенным по искусственным насыпям. Коровьи стада сгоняют пастись на самые возвышенные, не подтопленные места. И тем не менее скотине нередко приходится гулять по брюхо в воде, а подчас и плавать.
В ноябре дожди ослабевают и совсем сходят на нет к декабрю. С этого времени почти на полгода в льяносы приходит «лето» и засуха. Очень быстро вода отступает, оголяя пока еще влажную землю. В конце концов влага остается лишь в руслах сильно обмелевших рек, озерах-старицах да в прудах-водопоях, к середине сухого сезона больше смахивающих на грязные мелкие лужи. Зеленая трава выгорает, большинство деревьев сбрасывает листву, а земля покрывается сеткой трещин.
То тут, то там над саванной поднимаются столбы дыма — горит сухая трава. После пожаров на многие километры простирается черное безжизненное пепелище.
Но даже там, где пожаров не было, на пожелтевших пыльных равнинах издали заметны белеющие трупы павших коров. Они привлекают к себе черных, лысых с морщинистыми шеями грифов-урубу самуро (Coragyps atratus) и грифов-индеек орипопо (Cathartes aura) — тоже лысых, но не с серой, а красной головой. Поблизости шныряют и вороватые, пестро окрашенные северные хохлатые каракары (Caracara cheriway), по-местному карикаре, с черным хохлом на голове, красно-оранжевым голым «лицом» и белыми «щеками».
Теперь уже ничто не напоминает о том, что совсем недавно все вокруг пышно зеленело, цвело и утопало во влаге. Где залитые до горизонта изумрудные равнины? Их нет, будто и не было никогда.
Два времени года, два мира. Мир воды — «зима», и мир выжженной палящим солнцем земли — «лето».
Впрочем, жарко в льяносах всегда. Даже когда идут дожди, столбик термометра днем в тени редко опускается ниже 27 градусов Цельсия. Обычная температура для влажного сезона составляет плюс 30 градусов, максимальная — плюс 32. И в пасмурные дни, и в солнечные духота стоит страшная. Виной тому высокая влажность воздуха.
Более комфортно пришлый человек чувствует себя «летом». По крайней мере, не так влажно и, следовательно, менее душно. Но и температура воздуха повышается: днем до плюс 35 градусов. Бывает и плюс 39. Температурный минимум — «всего» плюс 32. Ночами свежее.
Во время странствий по Венесуэле дела приводили меня в льяносы несколько раз. И так уж случалось, что впервые я оказался тут в начале «лета». Впрочем, это не было случайностью, ибо в тот раз в льяносы я ехал в поисках животных, наконец-таки прислушавшись к настойчивым советам приятеля. И сухой сезон — хорошее время года для наблюдения за ними: вся живность тянется к немногим оставшимся источникам воды, где и скапливается в неимоверных количествах.
Сколько себя помню, меня всегда увлекали животные. В детстве и юности я зачитывался книгами Жан-Анри Фабра, Альфреда Брема, Александра Николаевича Формозова, Леонида Павловича Сабанеева, Сергея Тимофеевича Аксакова, Эрнеста Сетон-Томпсона, Айвена Сандерсона, Георга Даля и других авторов, писавших о животных, охоте и… приключениях. По мере взросления мой интерес к зоологии не пропал, однако же затаился. Акцент сместился с животных на людей, то есть с зоологии на этнографию. Когда во время еще самых первых моих путешествий по Южной Америке я открыл для себя индейские племена, они настолько захватили мое воображение, что ни о чем другом долгие годы я и не помышлял. Звери и птицы, а также прочие летающие, ползающие и плавающие создания конечно же являлись неотъемлемой частью мира индейцев. Но лишь частью. Поэтому я если и уделял им внимание, то только в связи с охотой на них или той ролью, которую они играли в мифологии и поверьях племен.
И вот по прошествии лет детский интерес пробудился вновь. А случилось это, когда впервые оказавшись в венесуэльских льяносах, я был поражен и ошеломлен несметным количеством зверей, птиц и рептилий, с которыми столкнулся буквально нос к носу.
Никогда и нигде прежде мне не доводилось видеть что-либо подобное!
Вода, земля и воздух буквально кипели жизнью. На все еще местами подтопленных равнинах кормились тысячные стаи свистящих уток — рыжих древесных, белолицых и чернобрюхих (Dendrocygna bicolor, D. viduata и D. autumnalis); расхаживали или стояли, замерев, всевозможные цапли, коих тут обитает двадцать один вид. Изящные каштаново-черные сережчатые яканы (Jacana jacana) бегали по рыхлым зеленым коврам водных гиацинтов, покрикивали и перепархивали, сверкая ярко-лимонными маховыми перьями. В воздухе носились мелкие стройные крачки, а американские водорезы (Rynchops niger) со странными красно-черными массивными клювами на лету чертили ими дорожки по глади прудов и рек.
Разномастные ибисы, относящиеся к семи видам, краснокрылые американские колпицы (Ajaia ajaja), кривоносые аисты-клювачи (Mycteria americana), огромные белоснежные бразильские ябиру (Jabiru mycteria) с черно-алыми голыми шеями и, наконец, бразильские бакланы (Phalacrocorax brasilianus) охотились на болотах, реках и по заполненным глинистой водой канавам вдоль насыпных дорог. Многие из них устраивались на ночлег в компании оринокских гусей (Neochen jubata) в кронах деревьев небольших рощиц — буквально у меня над головой.
Днем едва ли не у каждой лужи лежали, распластавшись на брюхе, очковые кайманы, также называемые крокодиловыми, и редкие оринокские крокодилы (Crocodylus intermedius). Последние отличаются от кайманов длинной и тонкой мордой, а также размерами: три с половиной метра в длину и более. Семейства исполинских морских свинок — капибар (Hydrochoerus hydrochaeris) паслись на затопленных лугах, плавали в реках, бродили проселками. Нельзя было пройти и десятка метров по дороге, чтобы не увидеть одну или нескольких взрослых чигуире размером с овчарку в компании разновозрастных детенышей ростом не больше кролика!
На рассвете из рощи высоких деревьев по окрестностям разносился громкий крик рыжих обезьян-ревунов (Alouatta seniculus). Концерт бывал недолгим, минут пять, а после его окончания, подойдя под сень крон и присмотревшись, можно было увидеть и самих зверей, меланхолично перебирающихся с ветки на ветку и поедающих зеленые листья.
Здесь же в роще располагалось и гнездо полосатой совы (Pseudoscops clamator), похожей на обитающую у нас ушастую сову (Asio otus). Самого гнезда с земли, впрочем, видно не было, зато можно было заметить парочку светло-серых пушистых птенцов, уже довольно крупных и начинавших оперяться. Они дни напролет безмолвно сидели в развилке ствола сухого дерева на высоте метров шести-семи от земли. Один из них был чуть крупнее и казался более активным. Трава и листья у комля были изрядно заляпаны белым пометом совят. Неподалеку от гнезда, на ветке соседнего дерева, в светлое время суток неотлучно дежурила взрослая сова. Она не выдавала себя ни малейшим движением, и заметить ее присутствие можно было только случайно. Видя, что птенцы недосягаемы для меня, а забраться на дерево я не порывался, сова не делала попыток отогнать меня прочь, как часто поступают другие совы.
Странствуя пешком, верхом на лошадях, на лодке или на грузовичке по необъятным просторам поместья, при свете дня можно было встретиться с гигантским муравьедом — обладателем роскошного хвоста-веера, неспешно бредущим саванной в поисках больших, похожих на серые валуны термитников. Белохвостые олени (Odocoileus virginianus) паслись в перелесках небольшими группами из нескольких безрогих самок и одного самца с молодыми, покрытыми ворсистой кожицей рогами-пантами.
А когда свежесть звездной тропической ночи опускалась на саванну, близ конюшни можно было увидеть шумно бегущего вдоль деревянной изгороди маленького, закованного в костяной панцирь северного броненосца (Dasypus sabanicola), которого тут называют качикамо сабанеро.
В то самое первое путешествие в льяносы я был потрясен. Сначала впечатлен неимоверным количеством зверей, птиц и рептилий. А чуть позже слегка шокирован от снизошедшего осознания того факта, что здесь я — всего лишь один из десятков тысяч живых созданий, некоторые из которых в два, а то и в три раза превышают мои собственные размеры и привыкли питаться мясом.
Вот как это случилось. Я взял за привычку бродить ночами по поместью, так как днем львиную долю времени приходилось уделять работе. И вот в очередной раз, ближе к полуночи, я отправился прогуляться по проселку среди болот. Ночь выдалась звездная. Пыльная и каменистая лента дороги прочерченной по линейке линией убегала во тьму, из которой выплывали призрачные фигуры капибар. Исполинские грызуны стояли и бродили буквально повсюду, застывая в луче фонаря в той позе, в которой их застал и словно заморозил яркий свет. Грузные старые самцы с плешивыми мозолями на переносице, чуть более изящные самки и разновозрастный молодняк. Свет всех их гипнотизировал. Я мог подойти к зверьку на расстояние вытянутой руки и даже дотронуться до жесткой бурой щетины. Лишь после этого капибара приседала на задние лапы и пружиной отскакивала на несколько шагов. Конечно же при этом она не забывала громко и совсем по-собачьи рявкнуть на всю округу.
Но стоило лучу убежать на обочину, а потом скользнуть в болота, как мрак черных топей, подернутых легким туманом, моментально вспыхивал глазами кайманов и крокодилов. В ином месте удавалось насчитать до двух десятков рептилий, как правило не превышавших полутора или двух метров в длину, судя по расстоянию между двумя горевшими глазами. Одни хищники лежали за сотню метров от меня — их выдавали лишь глаза. Силуэты других я различал в нескольких шагах от себя.
К кайманам и крокодилам я к тому времени уже успел привыкнуть, воспринимая их как неотъемлемую часть пейзажа. Точно так же как коров, капибар, оленей и анаконд. Так что я неспешно и безмятежно брел по дороге в расчете встретить какое-нибудь интересное животное. В одном месте на обочине мой взгляд привлек широкий след на густой пыли: словно кто-то протащил здесь толстенную трубу. Посветив вокруг, я обнаружил, что трубу проволокли поперек проселка от края до края и слева от меня спихнули в воду. Слегка заинтригованный, я остановился и стал шарить лучом по водной глади перед собой и по черной полосе зарослей гиацинтов и осок в полусотне метров далее. Там моментально вспыхнуло несколько огоньков. Пошарив фонарем с минуту и не найдя никого, кроме кайманов вдалеке, я напоследок еще раз скользнул лучом по воде у своих ног…
В долю секунды в паре шагов от меня вспыхнули два огромных ярких глаза. Мгновение назад тут не было ничего. Ни малейшего волнения застоявшейся воды. А теперь над поверхностью неподвижно торчала длинная и узкая зубастая морда оринокского крокодила. Мне было видно лишь верхнюю челюсть и лоб шириной с лоб бычка. Уже по этому можно было угадать, что за ними в глубине скрываются еще метра три с половиной тела…
Несколько секунд мы неподвижно глядели друг на друга. Затем без единого звука глаза потухли: хищник ушел под воду. Ни малейшей зыби — будто и не было его тут. Слегка опешивший, я отступил на несколько шагов…
После той встречи я спинным мозгом вдруг прочувствовал, что вокруг живут и дышат животные, при желании способные покалечить или сожрать человека. И об их присутствии я не догадаюсь до самого последнего мгновения.
Автор Андрей Шляхтинский, фото Константин Шляхтинский
Интернет-СМИ «Интересный мир». 04.10.2017
На свои личные деньги мы покупаем фото и видео аппаратуру, всю оргтехнику, оплачиваем хостинг и доступ в Интернет, организуем поездки, ночами мы пишем, обрабатываем фото и видео, верстаем статьи и т.п. Наших личные денег закономерно не хватает.
Если наш труд вам нужен, если вы хотите, чтобы проект «Интересный мир» продолжал существовать, пожалуйста, перечислите необременительную для вас сумму по номеру телефона +79162996163 по СБП на карту Сбербанка: Ширяева Лариса Артёмовна или по другому номеру телефона +79162997405 по СБП на карту Сбербанка: Ширяев Игорь Евгеньевич.
Также вы можете перечислить деньги в кошелек ЮMoney: 410015266707776.
Это отнимет у вас немного времени и денег, а журнал «Интересный мир» выживет и будет радовать вас новыми статьями, фотографиями, роликами.
