Индейцы Эквадора

Ваорани, или уаорани
Ваорани, также известные как сабела, аушири, аука и вао, — небольшое племя индейцев, живущее в джунглях Амазонии на востоке Эквадора. Делится на несколько субгрупп, часто враждебных друг другу: тоньямпаре, тиуэно, киуаро, дамуинтаро, сапино, тигуино, уамуно, кеуэруно, гарсакоча (река Ясуни), кемпери (река Кононако), мима (среднее течение реки Кононако), каруве (река Кононако) и тагаери.

На протяжении многих веков ваорани всячески препятствовали проникновению на свою территории людей извне, будь то соседние индейские группы или метисы-колонисты. Однако в настоящее время племя находится под угрозой ассимиляции и исчезновения из-за деятельности нефтедобывающих компаний, ведущих геологоразведку и добычу нефти в джунглях на территориях ваорани, и незаконной добычи ценных пород деревьев. Традиционный ареал обитания расположен между реками Курарай и Напо, и составляет около 30 тысяч квадратных километров.

Ваорани говорят на изолированном языке вао-тереро (или вао-тедедо), число носителей которого равняется приблизительно 2 000 человек. В последние сорок лет часть ваорани, традиционно ведущих полукочевой образ жизни, осела в маленьких деревнях. Однако пять субгрупп племени — тагаери, уиньятаре, оньяменане и две субгруппы тароменане, во второй половине XX века разорвали мирные отношения с большей частью племени и до сих пор кочуют в самых труднодоступных и изолированных местах джунглей, предположительно вблизи границы Эквадора и Перу.

Слово «вао» означает всего-навсего «человек» на языке вао-тереро. До XX века так называли исключительно членов одной группы внутри племени, связанных между собой узами родства. Тех же ваорани, кто не состоял в родственных отношениях, называли «ваомони». Представителей других племен, не родственных ваорани, именовали «ководе», то есть «людоеды». Название «ваорани» для обозначения всех субгрупп, образующих племя, стало использоваться пятьдесят лет назад и получило наибольшее распространение после создания «Организации народа ваорани эквадорской Амазонии» (ONHAE) и распространения радиовещания. Кроме того, сегодня существует также «Ассоциация женщин ваорани эквадорской Амазонии» (AMWAE).

Ваорани обладают обширными познаниями в области этноботаники, этномедицины и навыками жизни в условиях джунглей. Прекрасные охотники, они достигли высокого мастерства в изготовлении нейротоксичного яда «кураре», которым пользуются для охоты на животных с помощью длинных духовых трубок. Любимая и наиболее частая добыча охотников ваорани — различные виды обезьян: паукообразные, ревуны, шерстистые обезьяны Гумбольдта и другие.

В представлении ваорани, как и едва ли не всех других индейских племен Амазонии, не существует разделения мира на материальный и духовный. Окружающий мир един, и духи присутствуют повсюду. Согласно мифологии, некогда весь мир представлял собой лес Ымы. Джунгли для ваорани — это источник физического и культурного выживания. Для них вечнозеленый влажный экваториальный лес — это дом, тогда как мир за границами джунглей пугает своей непредсказуемостью. Ваорани говорят, что жизнь в глубине леса защищает их от происков шаманов и колдовства, а также от нападения соседей.

Познания ваорани в области географии своей территории и экологии поистине безграничны и отличаются поражающей европейцев полнотой. Растения, и особенно деревья, представляют для ваорани особый интерес. Им известны лечебные свойства того или иного вида, яды и галлюциногены. Некоторые виды деревьев широко применяются в строительстве, изготовлении оружия (духовых трубок и копий) и церемониальных предметов. Колючая пальма чонта (Bactris gasipaes) занимает особое место в жизни племени: из нее строят дома, делают копья, а, кроме того, она раз в год дает обильный урожай съедобных плодов. В контексте мифологии этот вид ассоциируется у ваорани с предками. Бальса (Ochroma lagopus) часто используется в ритуальных целях.

Ваорани верят, что каждый вид животных, обитающих в джунглях, имеет своего духа и требует уважительного отношения к себе. Охота и рыбалка занимают в жизни индейцев едва ли не первостепенное место. Поэтому ваорани, дабы избежать истощения животных ресурсов на своих территориях, время от времени практикуют ритуальное изготовление дротиков для духовых трубок, смазанных ядом; однако при совершении данного ритуала эти дротики предназначены не для охоты и убийства животных, а для восстановления их численности в джунглях.

Любопытно, что ваорани охотятся на строго определенные виды. Так, их добычей становятся обезьяны, птицы и пекари. Они никогда не убивают оленей, ягуаров, крупных хищных птиц и змей. Отчасти это объясняется тем, что ваорани верят, что они происходят от союза ягуара и гарпии (самой крупной хищной птицы Амазонии). Что касается убийства змей, то в представлении индейцев оно влечет за собой большие неприятности и строго табуировано.

Помимо охоты в жизни ваорани существенную роль играют рыбная ловля и выращивание сладкого маниока, или юки.

Как и у других индейских племен Северо-Западной Амазонии, один мужчина может иметь нескольких жен. В Эквадоре данная традиция сохранилась у трех других племен — шуар, ачуар и шивиар.

Несмотря на то, что большинство групп ваорани уже многие десятилетия находсятся в контакте с внешним миром, эти индейцы сохраняют свои воинственные обычаи. Регулярно приходят сообщения о нападениях одной группы ваорани на другую, причем во время этих набегов мужчины-воины пользуются традиционными длинными боевыми копьями.

Несмотря на удаленность многих поселений ваорани от внешнего мира, ряд групп вовлечены в туристический бизнес и разрешают туристическим компаниям посещать свои деревни. Посещение же групп, продолжающих скрываться на границе Эквадора и Перу, по понятным причинам невозможно.

Племена охотников за головами: шуар, ачуар и шивиар

На карте Эквадора, обратив взгляд в ее правую нижнюю часть, нетрудно обнаружить почти правильный равнобедренный треугольник, вершиной устремленный на север-северо-запад. Пастаса, бегущая с северо-запада на юго-восток, образует его восточное ребро. Семьдесят восьмой меридиан и протянувшийся с севера-северо-востока на юг-юго-запад, словно нанизанный на него хребет Кордильеры-де-Кутуку, — формирует западное. Основание представлено широтным изгибом русла реки Сантьяго внизу слева; далее оно переходит в сухопутную границу с Перу, тянущуюся через леса в северо-восточном направлении до пересечения с Пастасой как раз в том месте, где она сливается с Бобонасой.

Истоки большинства рек и речек, заключенных в этот треугольник, лежат в горах, на склонах Кутуку. Причудливо извиваясь, водные потоки ветвятся словно крона огромного дерева, разметавшись по равнине с высотами от двухсот семидесяти до четырехсот пятидесяти метров с плавным понижением рельефа с запада на восток. Сближаясь, они бегут в южном направлении, пока две главные «ветви» — Мангосиса (Не следует путать окончание «сиса» — видоизмененное «интса», со словом «сиса» из языка кичуа — «цветок». Любопытно, что местное население из числа испано- и кичуаговорящих колонистов понимают название реки буквально, то есть как «цветок манго».) и Кангайми, слившись в десятке километров к северу от перуанской границы, не превращаются в широкую Морону, более чем на двести километров катящую воды почти строго на юг — в Мараньон. Лишь Уасага, текущая вдоль Пастасы, в конце концов вливается в соседку, но уже далеко по ту сторону, в Перу.

Исторически эту область, с конца тридцатых годов двадцатого столетия известную как Транскутуку, населяли родственные по культуре племена хиваро, как прежде белые и метисы уничижительно называли шуар и близких им ачуар. Группы с богатой этнической культурой, в силу объективных причин, о которых речь пойдет ниже, сохранившейся вплоть до наших дней.

Прежде мои маршруты в восточных лесах Эквадора пролегали преимущественно по бассейнам рек Бобонаса, Пиндояку, Конамбо, Курарай, Напо и Типутини, то есть к северу от Пастасы. А посему сводили меня почти исключительно с индейцами кичуа и остатками сапаро, осевшими на их берегах и по притокам. Они оставались едва ли не единственными, о ком я осмелился бы сказать, что их обычаи, материальная и духовная культуры в целом не чужды мне.

В случае с шуар и родственных племен все представлялось иначе: мое невежество в отношении этого народа было велико. Конечно же, я знал, что в разговоре с человеком не следует указывать на него пальцем или, будучи в его доме, заходить в женскую половину. Доводилось слышать и читать кое-что; читал я даже много. Я мог бы вспомнить несколько фраз, и знал имена многих животных и растений на языках шуар и ачуар, но не более того.

В целом сведений о шуар у меня было немало, но отнюдь не все заслуживали доверия: обычная ситуация, едва речь заходит о чем-то недостаточно изученном. Притом относительно небольшим числом исследователей, каждый из которых имел разный уровень подготовки и собственную точку зрения на изучаемую проблему, часто отличную от прочих. Свою лепту в этот хаос вносили и разного рода «знатоки» и «специалисты», в жизни не видевшие шуар — или видевшие мельком, — но не преминувшие отметиться, компилируя чужие наблюдения, относящиеся к разным эпохам и пикантно сдабривая их примерами собственного невежества. От соседей же — индейцев или метисов — пользы в этом вопросе тоже немного: неведение о происходящем за пределами общины или поселка бывает просто поразительным и не может не огорчать.

По-настоящему интересные отчеты и свидетельства зачастую хранятся в собраниях местных музеев и опубликованы маленькими тиражами, так что своевременно узнать о самом факте их существовании не всегда возможно. В этом отношении очень любопытные работы собраны «Институто Лингвистико де Верано», ведущим миссионерскую и исследовательскую деятельность в Амазонии. Я не берусь оценивать факт присутствия и деятельность этой организации на индейских землях, но умалять этнографический аспект ее работы было бы неверно.

Не вдаваясь в подробности, в общих чертах все сводилось к следующему. Шуар — еще менее полувека назад «охотники за головами» и самая многочисленная народность восточных лесов и предгорий от Бобонасы и Пиндояку на севере до Мараньона на юге. В числе им примерно равны лишь лесные кичуа.

Изначально они селились более или менее оседло в горных лесах, которые сегодня на картах обозначены как южная пограничная с Перу провинция Самора-Чинчипе. Постепенно шуар расширяли свои территории, медленно расселяясь по прилегающим районам в восточном направлении, спускаясь во влажные предгорья и на равнины. По мнению историков, переселение это было вызвано отчасти тем, что с запада шуар к началу шестнадцатого века теснили сначала инки, а позднее испанцы. Сейчас индейские общины и центры раскиданы в сельве вдоль рек, текущих к востоку от хребта Кутуку. Кто-то осел даже вдоль Курарая — там шуар вообще никогда не было, а в результате более поздних миграций часть переселилась даже севернее Напо, образовав изолированные этнические группировки в окружении кичуа, сиона-секойя, кофан и, конечно, эквадорцев-метисов.

Несмотря на кажущуюся дикость и безграничность амазонских лесов почти все они «поделены» между соседствующими индейскими народами, чьи земли вплотную примыкают друг к другу. Шуар не исключение.

К западу от них, по границе колонизации, живут поселенцы-метисы и кичуа. Широкая, даже в верхнем течении, Пастаса служит естественным барьером на севере и северо-востоке для большей части шуар Транскутуку, отделяя их от канело-кичуа и западных ачуар — обитателей низкой сельвы. На востоке они соседствуют восточными ачуар, достаточно близкими им по культуре. На юге — в Перу, с уамбис. Те, в свою очередь, южнее граничат с агуаруна, или ауахун, также считающимися родственными шуар по обычаям и языку.

Описание, которое я привожу здесь в надежде несколько прояснить место этого индейского народа на пестрой этнографической карте междуречья Мараньона и Напо, в известной степени, поверхностно. Среди тех же уамбис, живущих вдоль Сантьяго, а также Каунгус и Яупи, по территориальному признаку выделяют якинийя шуар — «люди с верхней реки» и тсуми шуар — «люди с нижней реки». Если же проводить различия по языковому, то можно назвать целых четыре группы: муруна шуар, муранийя шуар, щир уамбис и уамбис ауаран. И всегда отыщется немало иных признаков, которые позволяют самим индейцам проводить различия между собой и соседями, близкими и дальними. Схожую ситуацию наблюдают и в отношении ауахун.

Благодаря тому, что до второй половины двадцатого столетия шуар, наряду с ачуар, оставались в высшей степени воинственным народом, а также практиковавшемуся обычаю уменьшать головы побежденных противников — «тсантса», долгое время колонисты пренебрежительно называли их «хиваро», или дикарями. Сегодня за шуар закрепилось их собственное название, означающее «люди, человек, охотник, воин», в зависимости от контекста, в котором употребляется слово.

Среди эквадорцев существует традиция делить шуар на западных — так называемых «шуар приграничья», непосредственно и ежедневно сталкивающихся с колонистами, и восточных «шуар внутренних земель», живущих к востоку от Кутуку. На мой взгляд, разделение это во многом искусственно, и правильнее рассматривать их, исходя из существующей практики самоидентификации индейских этнографических групп шуар, распадающихся на три основные ветви. Их представители — носители общей этнической культуры и языка, но в силу объективных причин остаются расселенными по обширным территориям, природные условия которых существенно разнятся.

Муранийя, или мурайя шуар — «люди нагорий», «люди монтаньи», живут в долине реки Упано, от ее истоков на севере до слияния с реками Пауте и Юнганса на юге. Начиная с первой половины двадцатого столетия, они более остальных испытали на себе влияние культуры, привнесенной колонистами-метисами, кичуа и миссионерами. Селения мурайя шуар большей частью раскиданы вдоль рек, включая Упано и Намангоса. Почвы здесь достаточно плодородны, относительно спокойные и полноводные воды изобилуют рыбой, и рыбалка — один из традиционных источников питания для индейцев после расчистки.

Вторая большая группа называется унтсури шуар — «много людей», и исторически заселяла юг Кордильеры-де-Кутуку, а также Кордильеру-дель-Кондор вдоль пограничной реки Сенепа. Унтсури шуар, как и мурайя шуара, относительно давно поддерживают контакты с выходцами из других районов Эквадора и Перу. В наши дни они — жители преимущественно лесистых склонов и высокой монтаньи с высотами более тысячи метров над уровнем моря. Земли эти богаты животными, однако состав почв беден и они малопригодны для продолжительного возделывания.

На горных склонах Кордильеры Орьенталь, восточных склонах Кордильер Кутуку и Кондор конденсируется и постоянно выпадает огромное количество осадков, приносимых восточными северо- и юго-восточными ветрами с просторов неправдоподобно далекой Атлантики, — около четырех с половиной тысяч миллиметров. Конечно, это не шесть с половиной тысяч как в некоторых местах Западной Амазонии, но более чем достаточно, чтобы поддерживать влажность воздуха в восемьдесят или даже девяносто процентов при средней температуре на протяжении всего года плюс двадцать — двадцать два градуса по Цельсию. Очковый медведь, венадо, сахино, гуатуса, гуанта и броненосцы, а также ягуар, тапир и еще множество других бегающих, ползающих и летающих тварей обитают в этих горных лесах. Все они служат основной пищей шуарских семей. Рыбы в быстрых реках не так много, как в предгорьях и в долине Упано. Это объясняет, почему рыба для унтсури шуар скорее дополнение к столу, но никак не основной источник пищи.

Наконец, поселения третьей из основных групп — паканмайя шуар, или «людей с холмов», «люди с речных террас» — редко разбросаны в обширных лесах восточных предгорий и равнин Транскутуку. Они традиционно тяготели к незатопляемым паводковыми водами междуречьям и водоразделам Мороны, Мангосисы, Кангайми и других рек, частично соседствуя с индейцами ачуар, тяготеющими к рекам Вичим и Уасага.

Язык шуар принято относить к семье хиваро. Такую классификацию в свое время предложил Карстен — лингвист и этнограф, проведший немало исследований индейских народов Северо-Западной Амазонии. Иногда его выделяют в группу хиваро андо-экваториальной семьи. Сами шуар называют его «шуар-чичам», что буквально переводится как «человеческий язык». Как и все языки, он разнится от района к району, распадаясь на несколько диалектов. Люди с севера, с берегов Чигуасы, говорят на диалекте, отличном от распространенного на юге близ Мороны или к востоку вдоль перуанской границы. (Помимо шуар-чичам, в семью языков хиваро входят близкородственные языки ачуар-чичам, шивиар-чичам, часто объединяемые в один язык, уамбис и ауахун. По другим данным, все они не более чем сильно расходящиеся диалекты одного общего для всех племен языка хиваро).

Как и в случае с кичуа, испанский язык со времен начала активной колонизации в середине прошлого века стал вторым для значительной части шуар, преимущественно для среднего и молодого поколений. На нем общаются с метисами, с соплеменниками, не говорящими на шуар-чичам, и с кичуа, притом со свойственным многим шуар акцентом. Этот акцент режет ухо, на каком бы языке не изъяснялся собеседник. Испанский ли, кичуа — все едино, ибо он часто подменяет звуки «ль» звуком «р» в силу того, что в его родном языке первого просто нет.

О происхождении трех основных групп шуар известно немного. Пожалуй, еще меньше, чем о корнях лесных кичуа. Их прошлое в значительной степени покрыто мраком для исследователей; но, разумеется, не для самих индейцев, которые сохраняют богатую мифологию. Часть этнологов и антропологов склоняются к мысли, что хибаро как общность сформировались в результате смешения двух чужеродных групп. Первая, пришедшая с юго-востока, говорила на одном из аравакских языков, широко распространенных в Амазонии. Другая, выдвинувшаяся с северо-запада, — на пуруа-мочика, принадлежащем району Анд.

Имеются и другие предположения. В частности, что шуар когда-то были частью народа пальта, и жили в Сьерре на западе — на территории современной провинции Лоха. В пятнадцатом веке армия инков, вторгшаяся с юга и после того, как покорила пальта, вытеснила их с гор и вынудила отступить на восток и северо-восток.

Одним словом, остается множество спорных вопросов, но аравакский след в современном языке шуар признают большинство нынешних лингвистов.

Труднодоступность земель (Косвенное подтверждение изоляции этнической культуры шуар от внешнего воздействия есть на современных картах этого района. В числе прочего, она прослеживается в гидронимах. Если на периферии бывшие названия рек на языках хибаро видоизменились под влиянием испанского языка и кичуа — Бобона-са, Копата-са, то во внутренних областях они сохранились почти в исходном варианте – Пангь-интса, Юнг-антса, Тсун-антса и другие.) — даже в не столь отдаленном прошлом — и богатые военные традиции надолго воспрепятствовали развитию контактов между шуар и соседями с запада.

Инки, раздвинувшие границы своей империи до южных районов современной Колумбии, так и не смогли взять шуар под свой контроль. Старые испанские хроники сообщают, что армии Тупака Инки Юпанки и Уайна Инки Капака столкнулись с ожесточенным сопротивлением и были вынуждены отступить. А много позже, уже в 1549 году, шуар наголову разбили военную экспедицию Эрнандо де Бенавенте, выступившую на восток из Куэнки в составе полутора сотен человек.

Со временем испанцы все же сумели сделать то, чего не смогли инки: худо ли бедно, но они закрепились на восточных склонах гор в долине Упано. После 1575 года, когда было основано поселение Севилья-де-Оро, часть «оцивилизованных» шуар узнала на собственной шкуре, что рабский труд на золотоносных речках во славу короля, церкви и христианского Бога куда менее привлекательны, чем та «неправедная» жизнь, которою они вели до крещения. В 1599 году начались волнения, и свыше двадцати тысяч воинов шуар осадили, взяли штурмом и разрушили до основания испанское поселение Логроньо, попутно казнив главу губернаторства Макас. Следом пала Севилья-де-Оро. (Поселение, в непосредственной близости от которого позднее был заложен город Макас — столица нынешней провинции Морона-Сантьяго.).

После уничтожения испанских форпостов, начиная с конца шестнадцатого века и до последних годов девятнадцатого столетия, все попытки сначала колониальной, а затем и республиканской властей усмирить или хотя бы подвести шуар под свой контроль с крахом проваливались. Контакты с белыми и метисами поддерживались регулярно, но ограничивались, как правило, обменом товаров у внешней границы шуарских земель, вглубь которых индейцы никого не пропускали.

Во многом благодаря воинственности, а также слухам и леденящим кровь историям, окружавшим шуар, они сохранили свою многочисленность, идентичность и язык, чего не сумели многие соседние племена, на протяжении всей испанской колонизации подвергавшиеся либо истреблению, либо усиленной «кичуанизации».

Лишь в конце девятнадцатого столетия на земли шуар стали проникать первые миссионеры, а вместе с ними потянулись колонисты, влекомые желанием отыскать богатые месторождения золота, слава о которых не умолкала последние двести лет. Золотая лихорадка продолжалась до тридцатых годов прошлого века. С конца пятидесятых годов «шуар приграничья» установили постоянные контакты с колонистами и постепенно переняли их образ жизни.

Едва ли не первым человеком, кто провел основательные научные исследования и изыскания в районе Кордильеры-де-Кутуку и лесов Транскутуку, был Виктор Оппенгейм — известный географ и путешественник литовского происхождения. В период с 1937 по 1939 год он организовал девять экспедиций в Эквадоре. На южноамериканском материке Оппенгейм также провел большую работу в Колумбии, Перу, Боливии, Аргентине и Бразилии. В 1938 году он сделал картографическую съемку горного хребта, которому и присвоил это имя — Кутуку. Оппенгейм со своими экспедициями обследовал также течение Мороны, долины Пастасы и Бобонасы, собрав богатый этнографический материал и существенно дополнив знания европейцев об образе жизни и традициях племен «охотников за головами».

Кичуа-cарагуро

Сарагуро — одна из нескольких групп индейцев горных районов Экваториальных Анд, в культурном и языковом отношении являющаяся частью этноса кичуа. Живут в южной части Эквадора в провинции Лоха.

Среди других горных кичуа Эквадора сарагуро выделяются целым рядом пока не до конца объясненных загадок. Так, в частности, с полной достоверностью неизвестно, откуда происходит самоназвание «сарагуро». Одни исследователи склонны считать, что имя этой индейской группы состоит из двух слов на языке кичуа: «сара» — кукуруза, и «кури» — золото. Другие придерживаются мнения, что название следует толковать, исходя из значений слов «сара» и «куру» — гусеница. Третьи видят в «сарагуро» слова «сара» и «керо», что вместе означает «растение кукурузы».

Те горные территории, которые сегодня населяют индейцы сарагуро, некогда принадлежали древним индейцам пальта, которые были покорены инками в ходе их экспансии на север наряду с другими эквадорскими племенами — сарса и каньяри. По мнению ряда историков и этнологов, предки современных индейцев сарагуро были родом из Куско и были переселены сюда инками для контроля за недавно покоренными территориями — характерная для инков практика, известная по многим историческим источникам и в результате лингвистических исследований.

Другая версия происхождения сарагуро утверждает, что их предки были жителями не Куско, а происходили из района боливийского Альтиплано или перуанского департамента Колья и были переселены инками на север в ходе формирования их империи Тауантинсуйю. Это подтверждается сравнительными исследованиями диалектов языка кичуа, на которых говорят на юге Перу и в Боливии и сарагуро.

Какая бы версия ни была верна, очевидно одно: современные индейцы сарагуро это результат смешения выходцев из горных районов южного Перу и местных индейских племен.

Современные сарагуро интересны тем, что, несмотря на продолжительную испанскую колонизацию, по сей день сохранили не только традиции и верования, но и повседневную традиционную одежду. Отличительный признак мужчин сарагуро — черные шерстяные пончо и шляпы, непременный атрибут женского костюма — черная шаль.

С черным цветом одежды индейцев связана одна забавная легенда. Нередко приходится слышать, что индейцы носят черные одежды из-за траура после убийства испанцами последнего Инки — Атауальпы. Однако следует помнить о том, что сами инки никогда не использовали черный цвет как цвет траура, и эта легенда — типично христианского происхождения. Тогда как же объяснить пристрастие сарагуро именно к черным одеждам? Ответ может заключаться в том, что материал, из которого она изготавливается, — шерсть черных овец и лам. Также можно принять и версию, что одежда черного цвета лучше поглощает и сохраняет тепло, что важно в тех высокогорных районах, где живут индейцы сарагуро.

Представление о мире индейцев сарагуро основываются на понятии двойственности — «Чакана». Суть всех существ, вещей и явлений двойственна, не двойственна лишь великая пустота. Мужчина-женщина, день-ночь, сильный-слабый — двойственность мира находит проявление во всем. Из понятия двойственности следует принцип парности: четыре элемента природы (огонь, вода, земля, воздух), четыре ветра (серенный, южный, восточный и западный). Принцип парности также проявляется и в таких фундаментальных для мира характеристиках, как время, пространство, движение и живая сущность. Четыре звезды созвездия Южного Креста — как символ Вселенной индейцев сарагуро.

Сиона и секойя

Два близкородственных индейских племени, живущих на северо-востоке Эквадора в бассейнах рек Агуарико и Путумайо. Зачастую рассматриваются исследователями как один народ с почти одинаковыми культурой и языком. Тем не менее, обе группы четко осознают существующие различие и различное происхождение. Относятся к западной ветви тукано (на языке лингва жерал — «люди птицы тукан»). Численность сиона на сегодняшний день составляет 260 человк, секойя — 380. Оба племени сильно постадали во время каучукового бума в конце XIX — начале XX веков, как и все племена бассейна реки Путумайо, где добыча дикого каучука велась особенно масштабно, а местные индейцы фактически находились в рабстве.

Основное занятие — ручное подсечно-огневое земледелие, охота, собирательство и рыболовство. Главная культура и основа питания — сладкий маниок. Выращивают также кукурузу, батат (сладкий картофель), персиковую пальму «чонта», бананы, ананасы, перец и другие растения. Семья в основном большая, патрилинейная (10-30 человек) во главе с шаманом — «курака».

Сохраняется богатая мифология, праздники урожая персиковой пальмы, включающие инициации мальчиков, эзотерические мужские ритуалы, употребление галлюциногенов (только у мужчин) и слабого алкогольного напитка из маниока. До конца XIX века практиковался ограниченный ритуальный каннибализм и эндоканнибализм.

В настоящее время основными хранителями традиций являются шаманы. Именно благодаря давней традиции употребления айягуаски (аяваски, аяхуаски) туристы, ищущие приключений и встречь с неизведанным, отправляются в джунгли в экологические туры. В частности, в биорезерват Куябено, как самое доступное место, где можно не только наблюдать удивительнвй мир джунглей Амазонии, но и приобщиться к тайнам и ритуалам индейцев сиона.

Кичуа-чимборасо

Кофан

Индейский народ на юге Колумбии (тропические леса и восточные предгорья Анд) и в соседних районах Эквадора (джунгли по рекам Агуарико и Путумайо с притоками). Численность около 2 тысяч человек. Язык не классифицирован, возможно отдаленное родство с хибаро, чибча или тукано. Распространен испанский язык.

Делятся на экзогамные локальные группы (вероятно, в прошлом — фратрии). По культуре кофан близки соседним индейским народам группы западных тукано — сиона, секоя и корегуахе. Традиционные занятия — ручное земледелие (сладкий маниок, бананы, кукуруза, таро, табак, фрукты), охота (при помощи копья и духовой трубки с отравленными стрелами), рыболовство (на крючок, с гарпуном, ядом), среди женщин — собирательство. Ремесла — плетение (мужчины), изготовление грубой керамики и ткачество (женщины).

Деревню разбросанной планировки населяет соседская община (до 10 домов) во главе с шаманом (курака) и вытесняющим его у современных кофан старостой, назначаемым правительством.

Жилище свайное, стены из древесины персиковой пальмы «чонта» и бамбука. Крыша двускатная, сделана из пальмовых листьев.

Мужская одежда креольского типа, женская — длинная юбка и кусок материи, обернутый вокруг торса через левое плечо; до второй половины XX века мужчины носили длинные рубахи без рукавов (кушма), праздничные — вышитые. Мужчины вставляют в нос и уши цветные перья, особенно в удаленных от цивилизации селениях.

Семья малая или большая, родственная структура основана на отцовской, у части — на материнской филиации. Характерна тектонимия, то есть когда родителей зовут по имени ребенка, а после его брака — по имени следующего по старшинству ребенка и т. д.).

Сохраняются шаманство с использованием айягуаски, бругмансии, табака и богатая мифология.

Кичуа-отавало

Про индейца отавало часто говорят, что он от природы необычайно предприимчив, от рождения всегда весел и обладает живым, острым умом. Он одновременно земледелец и ткач, цыган и коммерсант. Ничто его не отпугивает, и все у него спорится. Его не пугают ни государственные границы, ни иностранные языки. Он умело торгует, и никто не осмеливается даже попытаться его обмануть. Он знает иностранные валюты и котировку дня, он имеет текущий счет и пользуется чековой книжкой. Он посещает университеты, но одевается так же, как и его собратья по племени. Он необычайно любит свою родную землю и всегда на нее возвращается.

Индейцы отавало живут в городе Отавало — административном центре одноименного кантона провинции Имбабура — и в многочисленных поселках и хуторах, раскиданных по окрестным корным долинам.

…В хрониках первых лет конкисты говорится, что Отавало имело прежде иное название. Какое? Скорее всего Утавалью, что на языке коренных обитателей зоны означало «дом на лугу».

Хроники утверждают также, что задолго до нашествия инков в долине Отавало собирались индейцы кара для того, чтобы обменять у обитателей амазонской сельвы соль, одеяла, пончо, домашних животных на хлопок и краски, обезьян и попугаев. В последующие века — и в эпоху колонии, и в республиканский период — традиция эта не нарушалась. Сохраняется она и в наши дни — знаменитые ярмарки проводятся регулярно. А вот клиенты существенно изменились: вместо амазонских индейцев в Отавало круглый год тянется нескончаемый поток туристов со всех концов света.

Еще не занялся рассвет, а сотни крестьян из Пегуче, Кинчуки, Кироги, Котачи, Илумана, других поселков кантона уже направляются на ярмарку в Отавало. Одни едут в автобусах, другие идут пешком, да таким быстрым и легким шагом, что кажется, вот-вот побегут, чтобы не опоздать «к открытию». Небольшими группами или длинной вереницей они семенят по обочинам шоссе, сгорбившись под тяжестью ноши, которую взгромоздили на свои худые спины. Одни несут на продажу изделия домашнего ткачества — разноцветные пончо, юбки и блузы, шали и пояса. Другие тащат вязанки дров, мешки с початками кукурузы, зеленью, овощами. Третьи нагружены всевозможным скобяным хламом, который набрали нивесть где и когда. Четвертые спешат с котомками, заполненными магическими травами, которые будут продавать, сопровождая «известными одним им» рецептами употребления.

Колыбель культуры индейцев отавало славится на всю страну как «столица пончо». Так оно без всякого преувеличения и есть. Умельцы-ткачи со всей округи привозят сюда такое количество домотканых шерстяных пончо, накидок, одеял, шалей, что в глазах рябит от ярких узоров. Место для торговли пончо выделено особое: это просторная, залитая асфальтом площадь, сплошь уставленная бетонными «грибами». Индейцы, пришедшие и приехавшие из окрестных местечек, чтоб продать изделия домашнего ткачества, стремятся еще затемно занять места под «грибами». Они старательно развешивают пончо на специальных деревянных щитах-подставках, раскладывают их на бетонных скамьях и прямо на асфальте. Свисающие с «грибов» пончо не только предстают перед покупателями во всей своей красе, но и спасают продавцов от палящих лучей солнца. Когда товар разложен и развешан, площадь превращается в музей народного прикладного искусства: куда ни кинешь взор, всюду диковинные, сказочные фигуры, древние религиозные символы, типично индейские узоры и орнаменты.

Тсачила

Тсачила, иначе называемые по-испански «лос-колорадос», то есть «крашеные» — небольшое индейское племя, живущее на западе Эквадора в провинциях Санто-Доминго-де-Тсачилас и Эсмеральдас. Отличительной особенностью мужчин тсачила является их своеобразная прическа. Они выбривают волосы на голове, оставляя лишь пряди на макушке, которые окрашивают в ярко-красный цвет растительной краской из семян кустарника ачиоте смешанной с жиром животных. С виду прическа напоминает красную шапочку, особенно издали. Откуда пошла эта традиция, которой нет ни у одного другого племени Эквадора или Колумбии? Сами тсачила рассказывают следующее.

Давным-давно (видимо, речь идет о времени появления первых испанцев, которые занесли в Южную Америку многие неизвестные здесь прежде болезни) на племя обрушилась эпидемия оспы. Люди заболевали и умирали один за другим. Тогда шаман решил попросить совета одного из духов, и тот привел его к кусту ачиоте и велел вымазать все тело ярко-красной краской семян этого кустарника. Прошло несколько дней, и число умирающих от оспы пошло на убыль, а потом смертельные случаи от неведомой ранее болезни и вовсе сошли на нет. С тех пор и по сей день индейцы тсачила продолжают красить волосы в знак памяти о том чудесном избавлении от страшной напасти.

Индейцы тсачила говорят на языке тсафики, или тсачила, который лингвистами включается в языковую семью барбакоа, распространенную на побережье Эквадора и Колумбии. Мужчины одеваются незамысловато, но ярко: носят хлопковые накидки, расписанные черными и белыми полосами, или же синими и белыми. Сегодня часто вместо накидок используются большие яркие полотенца. Вместо брюк мужчины оборачивают вокруг талии кусок длинной ткани. Женщины носят яркие накидки и юбки. Еще со времен конкисты тсачила живут за счет выращивания маниока, бананов, сбора плодов пальмы тагуа и других фруктов. В Эквадоре шаманы тсачила известны как одни из лучших, кто разбирается в свойствах лекарственных растений. Популярность этому племени принесло и то обстоятельство, что до него легко добраться по дороге как из столицы Эквадора — Кито, так и из Гуаякиля. Поэтому многие туристы, у которых нет времени или желания отправляться в Амазонию, предпочитают посетить деревни именно индейцев тсачила.

Кичуа Амазонии, или кичуа Орьенте

Среди историков и археологов нет единого мнения в вопросе происхождения разных групп кичуа Орьенте, и до сих пор он остается открытым. Одни полагают, что лесные кичуа, какими они известны сегодня, ведут начало от племен, населявших монте до прихода инков и торговавших с горцами-чинчай. Последние жили на территории современного Перу и к тому времени уже были покорены могущественным южным соседом — инками. В торговле чинчай пользовались официальным языком Тауантинсуйю, который позднее переняли и жители окраин будущих северных провинций империи, привнеся в него свои особенности.

Другие исследователи считают, что лесные кичуа ведут родословную от самих инков. При этом утверждают, будто их предки осели на землях, где живут сегодня, еще во времена военных походов Уайна Инки Капака и Тупака Инки Юпанки к востоку от Анд. Наконец, высказывают предположение, что кичуа Орьенте — это племена из горных областей современного Эквадора, уже в эпоху испанского владычества, то есть где-то в шестнадцатом веке, оттесненные в восточные леса.

На мой взгляд, наиболее правдоподобно выглядит другая версия, которая гласит, что часть кичуа Орьенте — те, что живут вдоль среднего и нижнего течения Напо — это омагуа, перенявшие язык инков, сделавшийся для них родным. По своему происхождению они восходят к некогда многочисленной северной ветви племен тупи, ныне почти исчезнувшей. И, прежде всего, к уничтоженным культурам омагуа и уитото. За долгое время совместного проживания в схожих условиях они испытали на себе сильнейшее влияние племен сапаро, западных тукано, в частности сиона-секойя, и кичуа Сьерры из разных горных районов.

Когда испанцы только появились на территории, впоследствии называвшейся вице-королевством Перу, вице-королевством Новая Гранада, Великой Колумбией и, наконец, Эквадором, значительная часть лесных племен говорила на языках и диалектах тупи. Они оставили свой след в названиях рек — Ясуни, Типутини, в именах животных — яуати и жабути, таманоа и тамандуа, птиц — араса и арасари, растений — самуна и самаума; особенно по течению Напо и ее притоков. В этом далеко неполном списке первыми я привел слова, бытующие сегодня среди напо-кичуа и не воспринимаемые ими как иноязычные, а вторыми — названия из собственно языка тупи со среднего течения Амазонки. Их родство очевидно для специалистов, и не требует доказательств.

Вытеснение родных языков, скорее всего, происходило не сразу. Вначале разговорный, максимально упрощенный кичуа стали использовать как язык торговли в верхнем течении Напо и ее притоков. И лишь затем он постепенно превратился в единственно родной язык почти для всего индейского населения восточного региона, распространившись до самой Пастасы. Предполагается, что начало этого процесса восходит еще к доколумбовому периоду. Но наиболее интенсивно он стал развиваться при испанцах. Они использовали язык кичуа — руна шими — для укрепления собственного влияния, расширения торгового обмена и усиления миссионерской деятельности среди разноязычных индейских племен. Особенно среди многочисленных сапаро.

Исходя из этого, так называемый процесс «кичуанизации», выраженный не только в заимствовании языка, но и отчасти традиций, можно охарактеризовать как продолжительный межкультурный обмен, который в конечном итоге почти стер изначальную самобытность племен и сделал всех их частью единого субэтноса — кичуа Орьенте.

Исключением, по всей видимости, могут служить этнографические группы канело-кичуа, где до сего времени трудно не заметить сильнейшее влияние культур западных ачуар и племен сапаро: собственно сапаро, андоа и других. В формировании канело-кичуа участвовали также племена гайя и ипапитса.

Наиболее интенсивно взаимное проникновение культур происходило на протяжении девятнадцатого века и носило вполне мирный характер. Следы культурного обмена сегодня легко отыскать как в языке, мифологии и обрядах, так и в быту канело-кичуа, ачуар и шивиар. Точку в истории прежних племен поставили андоа, ассимилированные последними, и переставшие существовать уже в двадцатом веке. Язык их сошел в могилу вместе с последними из них.

Исходя из этого, на мой взгляд, было бы справедливо рассматривать канело-кичуа, западных ачуар, шивиар и собственно сапаро как этническую общность.

Андрей Шляхтинский

Интернет-СМИ «Интересный мир». 23.09.2011